Наследие мертвых
Шрифт:
— Немного, — сказал мальчик. — Я не люблю драться. Я художник.
— О, — неопределенно произнес киммериец. — И как, получается?
— Да, наверное. Если мне доверено расписывать купол храма богини Нат, значит, учитель верит в мои силы. Я ученик мастера Тарса, — с гордостью добавил Конгур.
— Извини, не слыхал, — признался Конан, весьма разочаровав его своим вопиющим невежеством, хотя Конгур постарался из вежливости этого не показать. — Ну, я вообще далек от этих дел, — продолжал северянин, — видишь ли, искусство совсем не моя стезя. Мне, конечно, не все равно,
— Она сама по себе может быть победой или поражением, — отозвался Конгур. — Ты ценишь силу мастерски нанесенного удара, но поверь, что прекрасное тоже может обладать своею силой.
— Кто тебя научил этому? Мастер Таре? — поинтересовался Конан, подивившись быстроте и уверенности ответа.
— Нет. Мой отец, — твердо сказал мальчик. — Он умеет ценить очень разные вещи.
— О да, — подтвердила подошедшая Дара. — Тариэль способен на многое. Вижу, вы уже познакомились поближе? Что же, Конгур, я знаю, что ты спешишь; можешь идти.
— Мне надо закончить эскиз, — проговорил мальчик, срываясь с места.
— Только не изнуряй себя, работая над ним до рассвета, дорогой, — вслед ему попросила Дара.
— Наверное, я пойду, — сказал Конан, тоже поднимаясь. — Меня ждут. Благодарю тебя.
— Подожди, — остановила его Дара. — Где ты остановился?
— В «Золотом соколе», а что?
— Ужасное место! — заметала она. — Возможно, ты согласишься провести ночь здесь? У нас огромный дом, места хватит.
— Я не один, — объяснил северянин.
— Твой спутник, кем бы он ни был, нас тоже не стеснит.
— Он… э-э… ребенок, — сказал Конан. — Десять зим.
— Тем более, — оживилась женщина, — ребенку просто нельзя оставаться в «Золотом соколе», здесь ему будет куда как лучше. Приводи его!
Конан задумался. Предложение Дары было разумным и весьма кстати. Он не видел причин отказываться от столь искреннего гостеприимства, но…
— Как там Тариэль? — спросил он, выигрывая время, чтобы принять решение.
— Спит, — сказала Дара. — Все хорошо. Послушай, твоя одежда нуждается в основательной стирке.
— Не сейчас. Я, наверное, приду завтра, — решился Конан.
— И мальчика приводи, — напомнила Дара, — обязательно.
— Да. Приведу. Привет от меня малышу, когда проспится.
— Кому? — переспросила она.
Конан спохватился, сообразив, что назвал Тариэля так, как нередко обращался к нему в Халоге. Неудивительно, что Даре показалось, будто она ошиблась.
— Тариэлю, — исправил Конан свою ошибку. — Мы… я так его называл когда-то. Он был самым младшим среди нас, а казался и вовсе ребенком. Правда, только до тех пор, пока не выходил на арену. Там ему немного находилось равных.
— Он рассказывал, — подтвердила Дара. — И о том, что ты спас ему жизнь тоже.
— Было и так, когда он выручил меня, в свой черед. В некотором смысле, я должник ма… Тариэля. Такое не забывается, сколько бы зим ни прошло.
Дара продолжала взирать на него с серьезным и сосредоточенным выражением, а Конан испытывал необыкновенные ощущения, почти утопая в ее глазах, так поразивших его с первого мгновения. Дару, пожалуй, нельзя было назвать образцом женской красоты, ни одна из черт ее лица не казалась совершенством, однако в целом облик ее производил завораживающее впечатление. «Милая, — с неожиданной нежностью подумал Конан, — какая же ты милая, Дара!»
— Так мы будем ждать тебя и мальчика, — сказала она. — Надеюсь, ты не станешь пренебрегать приглашением. Тариэль будет счастлив, если ТЫ придешь.
— Да, — голос вдруг отказался повиноваться ему и прозвучал хрипло, словно что-то мешало киммерийцу говорить. — Жди меня.
…Он вернулся в «Золотой сокол», окликнул Райбера:
— Эй, я пришел. Ты здесь? Все в порядке?
— В порядке, — ответил мальчик.
Конан перевел дух. Кром, он, наверное, никогда не привыкнет к тому, что не может определить местонахождение Райбера иначе, чем по голосу.
— Ну и отлично. Слушай, утром я снова ненадолго отлучусь. Ты взрослый парень, надеюсь, давно не боишься оставаться один.
— Возьми меня с собой, — умоляюще проговорил Райбер. — Я тебе никак не помешаю. Я буду молчать, как рыба! И меня никто не заметит.
— Возьму обязательно, только чуть позже. Я тут встретил одного человека, которого когда-то неплохо знал. Может быть, мы переберемся из «Сокола» в его дом. Нас уже пригласили.
— Нас? — переспросил Райбер. — Ты рассказал ему обо мне? Думаю, он вряд ли поверил. И потом, здесь вовсе не плохо. Не хочу я никуда уходить! Зачем нам это? Разве мы не можем оставаться вдвоем. Конан, если я тебе надоел, то ведь теперь не так долго осталось. Ты сам говорил, что Атайя где-то в Бельверусе. Мы найдем его, и…
— Я пока его не нашел, — сказал киммериец, не сообщив, разумеется, что к поискам даже не приступал, и подивившись обиженным, испуганным ноткам в голосе Райбера. Да парень ревнует! — Послушай-ка, приятель, давай сразу договоримся. Ты мне не надоел. Ты — очень важная часть моей нынешней жизни, также как и я — твоей. Но часть — это еще не вся жизнь. Понял меня? Мы не в пустыне. Вокруг нас много других людей. И мы общаемся с ними, иногда это радует, иногда совсем наоборот. Однако мы не можем и не должны принадлежать только друг другу. Я не твоя вещь, и ты — не моя. Никакого ответа.
— Ты меня слышишь?
— Да.
«Нергал, — подумал Конан, — может быть, я разговариваю с ним слишком резко? В конце концов, у него никого нет, кроме меня. Райбер — всего лишь одинокий ребенок. Но как бы то ни было, ребенок вырастает и станет мужчиной. Никто и никогда не будет с ним церемониться и подтирать сопли, в том числе и кровавые. Так что пусть сразу привыкнет к тому, что жизнь достаточно сурова». К сожалению, он не мог видеть ни глаз, ни выражения лица Райбера, и ему оставалось только догадываться о его реакции на свои слова. Но брать их назад Конан в любом случае не собирался.