Наследие мертвых
Шрифт:
— Вот мерзавец, — покачал головой Конан. — Я как раз его разыскиваю. Он мне должен порядочно денег, а сам куда-то пропал. Если честно, он вообще оставил меня без гроша. Мы условились о встрече, но этот негодяй не явился, и теперь я просто себе не представляю, как быть. Разве что в игре нынче повезете, но рассчитывать на это, сам знаешь…
— Сочувствую, — ухмыльнулся Ингун. — Но помочь ничем не могу. Говорю же, я его с тех пор не видел.
Врет, понял Конан. Хотя и весьма уверенно. Он знает, где сейчас Тариэль и что с ним.
— Почему-то мне кажется, что можешь, — возразил киммериец. —
— Что за вещь? — спросил Ингун. — Покажи мне, и я скажу, нужна ли она князю.
— Э, нет, я намерен говорить только с ним, — сказал варвар. — Показывать ничего не стану. Могу только намекнуть, что речь идет о древнем барахском стеклянном кубке, считавшемся безнадежно исчезнувшим, но мне удалось его раздобыть. Увы, вещь хотя и стоит баснословных денег, но я, обладая ею, рискую просто умереть с голоду, если не найду достойного покупателя. Диатрета, — понизив голос, уточнил он. — Знаешь, что это такое? Апогей мастерства древних стеклорезов. Эти предметы еще называют клеточными кубками, потому что вырезанные на их поверхности фигурки как бы связаны невидимой сетью или находятся в невидимой клетке.
— Ага, — произнес Ингун, из чего сложно было заключить, понимает ли он в точности, о чем речь. — Я, вообще-то, могу поговорить с князем о твоем предложении, об этой… как там… диа…
— Диатрете, — повторил Конан.
О кубке, врученной ему Ирьолой. Конан никогда не думал о нем как о предмете продажи. Это, вместе с изумрудами, было наследством Райбера. Но сейчас…
— Ну да. Диатрете. А сколько ты рассчитываешь получить за него?
Конан назвал сумму. В глазах Ингуна вспыхнули алчные огоньки.
— Половина — моя, — быстро произнес он. — И я на таких условиях свожу тебя с князем. Или катись на все четыре стороны и ищи другого покупателя.
— Услуги посредника таких денег не стоят, — возмутился Конан. — Половина! Ничего себе!
— Гаал живет как затворник и никого к себе не подпускает, — пояснил Ингун. — Он очень мнительный осторожный и подозрительный человек. Но мне доверяет во всем. Без моей помощи ты к нему и близко не подойдешь. А кроме князя, в Нумалии немного найдется ценителей древностей, готовых выложить такие деньги за кусок старого стекла.
— Треть суммы, — решительно заявил варвар. — Или катись ты сам в преисподнюю.
— Ладно, — повздыхав, согласился Ингун, — идет. Приходи сегодня вечером в замок вместе с… диатретой, — было заметно, что это слово для него новое, Ингун явно спотыкался всякий раз, когда требовалось его произнести. — Хотя еще не точно, нужен ли он князю! Гаал куда больше интересуется таволами.
Это Конану уже было известно, однако он не сомневался в том, что его предложение заинтересует князя, и он получит возможность проникнуть в замок. Расставшись с Ингуном, киммериец поспешно вернулся туда, где оставил Райбера и Джахель.
Он развязал видавший виды походный мешок и осторожно извлек кубок. С тех пор, как покойная Ирьола вручила ему эту бесценную вещь, Конан к нему не прикасался. Сейчас же, взяв диатрету в руки, он ощутил благоговейный восторг… и тревогу. Луч света, падая на кубок, преломлялся в нем, сверкая дюжиной оттенков янтаря. Возможно, именно такой цвет имеет пламя преисподней, подумал Конан. А когда он слегка повернул диатрету, кубок изменил цвет, став темно-красным. Как кровь. Две фигурки бегущих людей, мужчины и женщины, вырезанные на поверхности кубка, были выполнены настолько искусно, что казались живыми существами, навсегда застывшими в прозрачной толще стекла.
— Боги, какая красота, — тихо ахнула Джахель, не сводя глаз с чудесной диатреты.
— Ничего, — подтвердил Конан. — Занятная штука, верно? Надеюсь, она мне поможет отыскать твоего отца.
При этих словах лицо Джахель сделалось настороженным.
— Каким образом?
— Ну, уж это моя забота, — сказал варвар.
— А кубок, между прочим, мой, — вмешался Райбер. — Я знаю, мама дала его тебе… но на самом деле…
— Верно, приятель. Хотя, если быть точным, она дала его мне в качестве платы за то, чтобы я о тебе позаботился. Но я не собираюсь лишать тебя вещи, которая принадлежит тебе по праву, и непременно верну ее. Однако сейчас она должна нам помочь, и я даже не собираюсь спрашивать твоего согласия.
— Не разбей только, — проворчал Райбер.
— Конан, — произнесла Джахель, — а что будет, когда ты встретишься с моим отцом?
— В каком смысле? — удивился киммериец, не понимая, к чему она клонит.
— Ну… ты ведь не сделаешь ему ничего плохого? — поспешно проговорила девочка. — Я знаю, что тебе нравится моя мать, но я ничем не хуже ее, только моложе. Однако это не так уж плохо, верно? Или… нет? Не всегда?
— При чем здесь твоя мать? — спросил Конан. Хоть убей, он был не в состоянии уловить общего смысла того, что пыталась сказать ему Джахель! — Да, ты очень на нее похожа. Ты прекрасна, невероятно юна и обладаешь множеством иных достоинств…
— И готова быть с тобой. Принадлежать тебе, — добавила Джахель. — Разве этого мало?
— Мы поговорим об этом позже, обещаю, — заверил ее киммериец. — Понимаешь, невозможно думать сразу о нескольких важных вещах, Джахель! Помни о том, О чем я тебя просил, и… извини, но мне пора идти.
Стоило ему переступить порог, как на лице Джахель отразилось отчаяние.
— Что же мне делать, — воскликнула она, — убить его, что ли?!
— Кого? — испуганно спросил Райбер, дернув ее за руку. — Кого ты хочешь убить? И зачем?
— Ты не поймешь, — отмахнулась Джахель. Глубокое, недетское горе заставило ее плечи поникнуть и затушило свет в глазах.
— А ты попробуй мне объяснить.
Она вздрогнула. Голос принадлежал не Райберу. Но ведь здесь никого, кроме них двоих, не было? Девочка хотела повернуть голову, но тот же голос велел:
— Не оборачивайся, дитя.
— Кто ты? — спросила Джахель.
— Важно лишь то, могу я или нет помочь тебе.
Несмотря на пугающую неизвестность, Джахель отчего-то не испытывала вполне естественного в подобной ситуации страха. В голосе была сила, но не угроза. И судя по всему, он принадлежал очень немолодому человеку.