Наследие Тубана

Троиси Личия

София поняла, что мальчик был завербован еще до того, как она оказалась у профессора, и от этой мысли мурашки пробежали по спине девочки. Казалось, что Нидхогр был всегда на один шаг впереди них и знал то, чего не знали они.

— Нидхогр не сильнее тебя, — сказал однажды профессор. — Ты опасаешься этого потому, что он хотел, чтобы ты не верила в свои силы. Страх — это оружие, при помощи которого он парализует намеченные жертвы. Но если тебе удастся не поддаться панике, то тогда любое его оружие окажется тебе нипочем.

Но Софию

это замечание не утешило. Кто как не она первой оказывалась жертвой паники? Всю свою жизнь она только и делала, что боялась: школы, врачей, пустоты, но главное — самой себя. Даже сейчас ее охватывал страх при мысли о том, что она может совершить промах, получить ранение и умереть. Даже день ее грядущего выздоровления вызывал у Софии тревогу. Девочка понимала, что в этот момент узнает, кто она на самом деле, и что-то в глубине души подсказывало ей, что она не способна сделать что-то хорошее. Цена этого открытия будет ужасающей. Жизнь. Жизнь ее и Лидии.

Однажды утром она подошла к мальчику, лежавшему возле Геммы во время лечебного сеанса, и посмотрела на него. Он так и не пришел в себя с тех пор, как профессор снял с него вживленное устройство, и тем не менее ему определенно было лучше. Шрамы от крючков зарубцовывались, и Софию охватило чувство гордости. По сути, его спасение было также и ее заслугой. Девочка взяла мальчика за руку, обратив внимание на то, что та наконец стала теплой, как у обычного человеческого существа. Почувствовав ее прикосновение, Маттия открыл глаза.

София испугалась на мгновение того, что может столкнуться со свирепым взглядом Покоренного, а вместо этого она увидела теплые безобидные глаза каштанового цвета, спокойно взиравшие на нее.

— Привет, — тихо поздоровалась она.

Мальчик смерил ее пристальным взглядом.

— Кто ты? — спросил он усталым голосом.

— София, человек, который спас тебя.

Мальчик закрыл глаза полные слез и всхлипнул.

— Где я? Ты тоже колдунья?

— Нет, я…

Ну вот. Кто же она была? Какой смысл объяснять, что она — Драконида, тому, кто никогда не смог бы ее понять, тому, кто принадлежал к миру, доступ в который был для нее навсегда закрыт?

— Я из добрых, — сказала она наконец, не найдя ничего лучшего.

Но мальчик, казалось, все равно был очень напуган. Сжав руку Софии, он сказал:

— Это было ужасно. Сплошной мрак и холод… и никого вокруг. Я парил на какой-то черной студенистой массе и кричал, кричал, но никто меня не слышал!

София ощутила страдание, терзавшее его душу.

— Но теперь все кончено, тебе ясно? Теперь все хорошо.

Маттия снова всхлипнул, а потом открыл глаза и посмотрел на нее с отчаянием.

— Это ведь все не наяву, верно? Это всего лишь кошмарный сон, и я просто просыпаюсь. Завтра я снова пойду в школу. Джада снова зло посмотрит на меня, а мои одноклассники будут подшучивать надо мной. — И он невесело усмехнулся. — Черт подери, я никогда не думал, что буду рад снова все это увидеть.

София закрыла на мгновение глаза. У нее тоже была возможность прокрутить пленку назад. Скажи девочка «нет» своему предназначению, и она снова вернулась бы в сиротский приют, и ничего не случилось бы из всего того, что она пережила за все эти месяцы.

Она могла бы проснуться в своей кровати, услышать, как зовет ее Джованна, и каждый раз вздрагивать при виде сестры Пруденции. Девочке не хватало ее ничтожной жизни, скучной книги ее существования. Это так прекрасно знать, что ожидает тебя впереди, и не питать никаких надежд по поводу будущего. И никакого риска увидеть то, как они разбиваются.

Открыв глаза, София улыбнулась.

— Да, Маттия, все это просто кошмар.

Мальчик улыбнулся ей в ответ, а потом снова впал в забытье. Очевидно, эти слова успокоили его, потому что теперь его сон стал мирным и глубоким. София убрала его руку и разрыдалась без всякого стыда. Она не могла позволить себе такой сон.

На следующую ночь София вместе с Томасом привезли Маттию к его дому. Мальчик все еще пребывал в бессознательном состоянии, когда его положили на скамейку прямо возле входа.

— Мне бы хотелось увидеть то, как он вернется к своей обычной жизни, — сказала София профессору, и тот не нашелся, что возразить. Мужчина целиком положился на Томаса, и к тому же времени на это требовалось совсем немного.

Перед уходом он объяснил девочке, что Маттия ничего не вспомнит из того, что с ним произошло. Гемма стирала воспоминания тех, кто не был Драконидом, а это означало, что мальчик забудет и мрачное проклятие Нидхогра, и лицо его спасительницы.

— Неужели он не вспомнит обо мне даже во сне? — спросила София профессора.

— Даже во сне, — прозвучало в ответ.

Тогда девочка подумала о том, что забывчивость — это не приговор, а благо. Забыть — значит оказаться в земле обетованной, ступить на которую у нее самой не было никакой возможности.

К тому времени, когда мальчик проснулся, София и Томас уже сидели, спрятавшись, за изгородью и наблюдали за происходящим. Они видели, как Маттия растерянно оглядывался по сторонам. Быть может, он спрашивал себя, чем закончился тот день, или вспоминал смутный образ белокурой девушки.

София была крайне изумлена тому, насколько неуклюжим при движении оказалось его тело. Он совсем не походил на того проворного монстра, с которым она сражалась. Девочка с завистью следила за тем, как Маттия подошел к входной двери и тихонько постучал, как на пороге появилась его мать. София в мельчайших подробностях изучила сильнейшие эмоции, отразившиеся на ее лице. С болью в сердце девочка наблюдала то долгое объятие, в которое женщина заключила своего сына. Потом дверь за их спиной закрылась, а София, словно зачарованная, все еще продолжала смотреть на нее несколько минут.