Наследие. Трилогия
Шрифт:
Особая опасность мне, кажется, не грозила. Я просто двигалась очень-очень медленно. И, поскольку все мое внимание было поглощено тем, как бы не упасть и что-нибудь себе не сломать, я не слишком пристально следила, куда шла. А поскольку я была здесь еще более-менее новичком, я заблудилась.
Тень, да будет тебе известно, не тот город, в котором весело и приятно блуждать, не зная дороги. Много столетий он разрастался как попало, возникнув первоначально в виде поселения под названием Небо у подножия Неба, которое дворец. Знатные люди постоянно пытались навести в беспорядочной застройке порядок,
Но и это было, по сути своей, не слишком опасно. В тот зябкий вечер я скоро заметила, что меня кто-то преследовал.
Чужие шаги слышались футах в двадцати за спиной, не отставая и не нагоняя меня. Я свернула за угол в надежде, что преследователь отвяжется, но тщетно. Он двигался позади, точно тень. Я свернула еще раз. То же самое.
Я предположила, что за мной тащился грабитель: насильники и убийцы в такой холод предпочитали сидеть дома. С одной стороны, денег у меня при себе было очень немного, и я даже с большой натяжкой не выглядела богачкой. С другой стороны, одинокая слепая женщина, притом заблудившаяся, любому воришке показалась бы легкой добычей. Особенно в такой день, когда «урожай» у переулочных мошенников был скудный.
Я не стала прибавлять шагу, хотя, конечно, мне было страшно. Я знала, что иные грабители предпочитали не оставлять живых свидетелей. Однако начать спешить значило прямо сообщить вору, что его заметили. Хуже того, я могла поскользнуться и шею себе сломать. Пускай уж подойдет и отнимет у меня кошелек… авось тем и удовлетворится!
Вот только… он почему-то не подходил. Я прошагала один квартал, другой, третий… Я слышала шаги немногочисленных прохожих; все они быстро шли по своим делам, кое-кто бурчал себе под нос, жалуясь на холод, но ни единая живая душа не обращала внимания ни на что, кроме прискорбной собственной судьбы. На некоторых участках улиц прохожих не было слышно — раздавались только наши шаги, мои и преследователя. «Сейчас он подойдет!» — раз за разом думала я, но нападение все не происходило.
В какой-то момент я повернула голову, желая получше прислушаться, и краем глаза уловила неожиданный блеск. Это удивило и испугало меня: в те дни я еще не успела привыкнуть к присутствию магии. Полностью забыв о благоразумии, я повернулась посмотреть, что же там блестит.
Преследовательницей оказалась молодая женщина. Невысокая, пухленькая, с вьющимися бледно-зелеными волосами и кожей почти такого же цвета. Уже это должно было предупредить меня о ее природе — не считая того обстоятельства, что я могла ее видеть.
Она остановилась одновременно со мной, и я обратила внимание, насколько печально ее лицо. Она ничего не сказала мне, и я заговорила первой:
— Добрый
Ее брови так и взлетели.
— Ты можешь видеть меня?
Я слегка нахмурилась:
— Ну да. Ты стоишь во-он там.
— Как интересно.
Она снова двинулась вперед и остановилась только тогда, когда я сделала шаг назад.
— Прошу прощения, — проговорила я. — Просто меня никогда еще не грабили богорожденные.
Казалось, ее лицо уже не могло стать грустней, но оно стало.
— Я совсем не хочу обидеть тебя, — сказала она.
— Ты идешь следом за мной с той улицы… ну, где сточная канава забилась.
— Да.
— Почему?
— Потому что ты можешь умереть.
Я невольно шарахнулась прочь, но наступила на лед и едва не поскользнулась.
— Что-что?..
— Велика вероятность, что в ближайшие мгновения ты погибнешь, — продолжала она. — Твоя смерть может оказаться тяжкой… болезненной. Вот я и пришла, чтобы побыть рядом с тобой. — Богиня вздохнула. — Моя суть — милосердие. Ты понимаешь, о чем я?
В то время мне редко приходилось сталкиваться с «боженятами», но всякий, достаточно долго проживший в Тени, усваивал одну простую истину: каждый из них черпал силу в чем-то одном, будь то понятие, состояние или чувство. Жрецы и писцы называли это сродством, хотя никто из младших богов на моей памяти такого слова не употреблял. Тем не менее, когда они встречали сродственное, оно притягивало их, как маяк, заставляя отзываться иногда даже помимо собственной воли.
Я кивнула, сглотнув:
— Ты… Значит, ты явилась посмотреть, как я умру? Или… — Тут я сообразила, что к чему, и меня затрясло. — Или убить меня, если что-то другое не доделает свое дело. Я правильно поняла?
Она кивнула:
— Мне очень жаль…
И она в самом деле выглядела опечаленной: веки набухли, лоб избороздили горестные морщины. Она была одета в одну лишь тонкую бесформенную сорочку, что свидетельствовало о ее божественной природе: человек в подобном одеянии окоченел бы насмерть. Все вместе придавало ей совсем юный — моложе меня — вид. Такое беззащитное создание, вот-вот в беду попадет, так и хочется подойти и помочь.
Я содрогнулась и сказала:
— Так, может, ты мне расскажешь, что меня собирается убить? Тогда я попробую это как-нибудь обойти, что ли, и тебе время тратить на меня не придется. Тебя это устроит?
Она ответила:
— К любому будущему ведет много путей. Но, когда меня тянет к кому-то из смертных, это значит, что большинство путей уже себя исчерпало.
Мое сердце, и так успевшее зачастить, стукнуло невпопад.
— То есть… по-твоему, это неизбежно?
— Неизбежно — нет. Но весьма вероятно.
Мне захотелось сесть. Одна беда — здания по обе стороны не были жилыми домами: по-моему, здесь располагались какие-то склады. Ни единого крылечка, присесть некуда, разве что на голую мерзлую землю. Да еще и с мыслью, что именно это деяние может прикончить меня.
И тут я осознала, какая неестественная тишина стояла кругом.
Два квартала назад на улице было три человека. Я, понятное дело, прислушивалась в основном к шагам зеленой женщины, но теперь все посторонние звуки просто отсутствовали. Улица была абсолютно пуста.