Наследие
Шрифт:
— У тебя есть дракон? — Фиалка остановилась ненадолго, уже более внимательно всматриваясь в Риктора. — Если тебя принял дракон, значит, ты не так уж и плох.
Сказав это, женщина снова устремилась вперед. Илейни поспешил следом.
— Почему я должен быть плох? — не удержался он от вопроса.
— Из-за тебя я лишилась дома, — буркнула Фиалка. Опять остановилась и резко обернулась. — Кстати, откуда ты знаешь язык северных таглаев?
— Кого? — опешил Рик.
— Когда я вбежала в дом, ты на их языке просил помощи, — пояснила женщина, но лорд все еще недоуменно смотрел на нее, и Фиалка, начиная сердиться, продолжила: — Нэми — помоги. На языке северян это слово означает призыв о помощи.
— Помоги? — Риктор окончательно растерялся. — Так звали мою… близкую мне женщину…
— Нэми — не имя, — отмахнулась Фиалка. Илейни открыл рот, чтобы ответить, но женщина вдруг накрыла его рот ладонью и насторожилась.
Риктор, потрясенный словами своей спасительницы, осознал, что, каждый раз обращаясь к наложнице, он просил ее о помощи. А следом пришло и понимание. Инверна хотела быть ему нужной, хотел быть значимой, и, не назвав своего настоящего имени, она слушала призыв о помощи, получая то, что ей было необходимо. Вместо заветного — люблю, она слышала — помоги, и второе заменило первое, потому что Нэми спешила сделать для своего возлюбленного все, что было в ее силах, и даже больше. Он говорил: «Нэми». Она слышала: «Ты нужна мне».
— Боги, — Риктор прерывисто вздохнул и мотнул головой, отгоняя ненужные сейчас мысли. Однако запомнил, что затворница знает даже то, что не знает он. Она слишком много знала для одинокой женщины, жившей в лесу. И умела тоже слишком много, даже то, что было не под силу магам.
— Аниторн, ты уснул стоя? — уже привычная насмешка коснулась его слуха.
— Я с тобой, — ответил лорд, кривовато улыбнувшись.
— Это-то и раздражает, — буркнула Фиалка, возобновляя путь.
— Куда мы идем? — спросил Илейни, пристраиваясь рядом.
— Мы не идем, — она вновь обернулась и схватила лорда за руку. — Мы бежим!
И мужчина с женщиной сорвались на бег. Рик обернулся. Он увидел, как между деревьев мелькнул белая шерсть каяра. Мощный зверюга, ростом с лорда, оскалив огромные клыки, бросился навстречу тому, кто уже спешил по следу беглецов. Но преследователи все еще оставались невидимыми, хотя ответный рык донесся до убегающей пары.
— Огненные, да кто там? — не выдержал лорд.
— Мне плевать, кто там, — ответила Фиалка. — Лишь бы успеть до…бежать. — Она запнулась и встала, как вкопанная глядя на светящиеся глаза, глядевшие на беглецов из-за кустов. В рассветных сумерках зеленоватые огоньки были еще хорошо видны. Женщина запустила пальцы себе в волосы и выругалась столь витиевато, что Рик, уже вытянувший меч из ножен, замер и посмотрел на свою спасительницу, сквернословившую пуще Тодара, а уж он был в этом деле известный мастер. — А вот и рогры, — обреченно выдохнула Фиалка. — Накликали.
Тогда выругался и Рик. Женщина с одобрением взглянула на лорда, даже коротко сжала его плечо. Худшего развития событий было сложно представить. Тростниковые рогры — не люди и не звери, нечто среднее, не обладающее разумом, но кровожадные и опасные. Они не знали страха, магии поддавались слабо, не обладали даром речи, никогда не охотились в одиночку, потому-то отлов рогра стоил так дорого. Чтобы яд рогра сохранил свои свойства, тварь нельзя было убивать заранее, и добыча ядовитых желез становилась смертельно опасной, цена возрастала. Но и изготовление отравы было сопряжен с опасностью задохнуться в ядовитых испарениях, от которых не спасали никакие ухищрения.
Впрочем, все это мало волновало Риктора Илейни и Фиалку. Они застыли недалеко от кустов, за которыми засели твари, ведомые чужой волей, потому что в лес рогры не забредали никогда. Они жили возле запруд, иногда на берегах озера, за что и получили прозвище — тростниковые, но никогда в лесах. Кто-то перенес сюда ядовитых тварей, и кто это мог сделать, раздумывать не приходилось.
— Как он нашел нас? — негромко спросил Рик.
— По обратному следу, — машинально ответила Фиалка. — Знаешь, как с ними сражаться?
— Смутно, — пожал плечами Илейни. — Подпускать близко нельзя, это знаю. Умирают, как и все…
— В глаз бей, — прервала его женщина. — Снесешь голову, умрешь от ядовитых паров. Не давай себя кусать, царапать, даже просто слюны избегай. И по глазам. Можешь даже не убивать, сами сдохнут, когда взойдет солнце. Они не выносят солнца. Главное, отвязаться от них.
Риктор кивнул и встал перед Фиалкой, закрывая ее собой. Она фыркнула и снова встала рядом.
— Сама справлюсь, — коротко сказала она.
— Самонадеянность губит, — невесело усмехнулся лорд.
— Это ты самонадеян, а я знаю, что делать, — отмахнулась затворница и посмотрела на Риктора. На губах женщины играла шальная улыбка. Она весело подмигнула и спросила: — Готов, аниторн?
— Готов, — усмехнулся Рик.
— Эх, как же я все это ненавижу! — воскликнула Фиалка и вытянула руку.
С ладони ее заструилась светло-серая дымка, чем-то напомнившая Илейни туман колдуна. Дымка зазмеилась, сворачиваясь в тугой длинный жгут, налилась чернотой. Ладонь затворницы сжалась, и в руке ее оказалась плеть. Женская рука вновь взметнулась, и плеть, коротко свистнув, срезала кусты, обнажив притаившуюся засаду. Скудоумие всегда было слабой чертой рогров.
Твари переглянулись, словно удивляясь, что их, так хитро спрятавшихся, нашли. Но скудоумие же был их силой, потому что в следующее мгновение пять существ, покрытых зеленоватой кожей, бросились вперед, не думая о том, как простая плеть могла срезать крепкий кустарник у самого основания, не обращая внимания на меч, сверкнувший в лучах восходящего солнца. Они даже не думали о своем главном враге, уже раскрасившем небо в розовый и золотой цвета. Единственное, что видели перед собой кровожадные твари — это сытный завтрак из двух блюд.
Рогры разделились. Трое направились к Рику, двое к Фиалке, и она с нескрываемым облегчением выдохнула, радостно сообщив:
— Они хотят убить меня.
— Это добрая новость? — проворчал лорд, оценивая согнутые фигуру, шустро приближавшиеся, опираясь на костяшки крючковатых пальцев передних конечностей.
— Это прекрасная новость, — ответила женщина и перехватила свою плеть, разрывая ее напополам. Теперь она держала в каждой руке по плети, ставшие тоньше, но не утерявшие длинны.