Наследница престола
Шрифт:
Конец августа… На носу – бархатный сезон! Так что желающих поплескаться в море под южным солнышком оказалось немало.
Отстояв с утра трехчасовую очередь, Генка услышал от нервной кассирши злобную фразу: «Нет билетов на адлеровский! Сколько можно повторять?!» – и чуть было не запаниковал. Но женщина из очереди подсказала, что за час до прибытия поезда снимут бронь, – может быть, что-то и появится… Пришлось потомиться в гудящей душной толпе еще часа два, и вожделенный билет Генке все же достался! Правда, на боковую верхнюю полку, но ему было все равно. Да и ехать – меньше суток! Хуже было
Генка стоял на краю платформы, бережно придерживая за карман рюкзак, и с надеждой смотрел на приближающийся локомотив. Куда привезет его этот усталый потрепанный поезд? Уж точно – не на курорт!
«Эх, если бы Марина была рядом!» – невольно подумал Генка. Одно ее присутствие в последнее время вселяло в него уверенность… «В последнее время… – усмехнулся он собственным мыслям. – Я ее знаю чуть больше суток!»
Впрочем, Марина – принцесса Марронодарра, «джинниня из лампочки» – находилась как раз рядом с Генкой. Она болталась на его плече – в кармане рюкзака, в бутылочке из-под фанты. Ей пришлось в очередной раз превратиться в белесый туман, поскольку путешествовать в человеческом обличье не представлялось возможным: во-первых, упомянутый уже дефицит денег, во-вторых, отсутствие документов, в-третьих, не стоило забывать, что на Земле Марина находится всего вторые сутки и что за ней ведется самая настоящая охота, а в роли охотников выступают – страшно подумать! – инопланетные повстанцы!
Перед тем как «лезть в бутылку», Марина договорилась с Генкой, что тот выпустит ее примерно за полчаса перед тоннелем. Генка и сам с удовольствием бы сейчас во что-нибудь превратился – только бы отдохнуть хоть пару суток от выпавших треволнений. Но он не был ни джинном, ни магом, ни даже простым волшебником из русских сказок. Приходилось надеяться на то, что удастся немного поспать в поезде под стук вагонных колес…
Получив у проводницы белье, Генка сразу запрыгнул на полку и попытался заснуть. Но спать днем он не привык, да и компания напротив попалась больно уж шумная – четверо не очень трезвых мужиков. Так что он просто лежал с закрытыми глазами и невольно прислушивался к веселому трепу соседей.
Сначала те принялись «доставать» некрасивую толстушку лет тридцати, сидевшую под Генкой. Собственно, толком Генка ее рассмотреть не успел. Заметил лишь малюсенькую тонконогую собачонку, которую та держала на руках. Попытался вспомнить название породы, да так и не смог… Теперь мужики потешались над бедной собачкой и ее хозяйкой в придачу:
– Волкодав!.. Ребята, я и заснуть не смогу! Загрызет на хрен во сне!
– Ага! А не загрызет – так отгрызет чего-нибудь!
– Девушка, а девушка! А как зовут вашего волкодава? Или это легавая?
– Девушка, это сука или кобель? А он ничем не озабочен? Ночью не набросится?..
Дружное ржание всех четверых… Женщина молчала.
Генка перевернулся набок. Ему очень хотелось сказать соседям, чтобы оставили несчастную собаку вместе с хозяйкой в покое, но он прекрасно понимал возможные последствия. Презирая себя за малодушие-, снова перевернулся на спину.
– Девушка, а девушка! К вам люди обращаются: как зовут вашего зверя?
– Козел! – неожиданно грубым голосом ответила наконец хозяйка.
– Кто козел? Пес – Козел?! Ха-ха-ха!!! – заржали мужики. – За что ж вы его так?
– Когда я его зову, половина мужиков оборачивается! – выдала женщина.
В купе напротив повисло тяжелое молчание. Мужики думали.
– Это кого ты сейчас козлами назвала? – прозвучало наконец оттуда.
– Вы что, как раз из той половины? – нервно гоготнула женщина.
Кто-то из мужиков хихикнул, но тут же громко ойкнул:
– Ты че?! Больно же!
– А хрен ли ты ржешь?!
Послышался треск рвущейся ткани. Вслед за этим полился бурный поток нецензурной брани, несший в себе лишь мелкие щепочки обычных слов:
– …рубашку порвал…?!
– …ржать… твою мать!!!
– …нас козлами… кто… козлы… ты… козел!!!
– …я?!! …ты… козел… козлы… пошел… на… !
– …рубашку порвал… ?!!
– …я тебе… ща… порву… !!!
Вскоре к ругани добавились звуки глухих и хлестких ударов, треск ткани и чего-то более твердого, звон металла и стекла, вопли ярости и боли. Затем волна звуков стала распространяться по вагону – в виде возмущенных криков, любопытных возгласов, детского плача и женского визга.
Генка сам не понял, как оказался на ногах в проходе лицом к разгоряченной компании, сжав потные ладони в кулаки.
– Немедленно прекратите! – по-петушиному вырвалось из горла.
Мужики замерли в немой сцене, немигающе уставившись на Генку. Тишина, словно волна от брошенного в воду камня, покатилась по вагону, пока не завладела им полностью. Только колеса продолжали бесконечный пересчет рельсовых стыков да жалобно взвизгивала собачонка за Генкиной спиной.
Наконец ближайший мужчина в рваной рубахе шмыгнул разбитым носом, сплюнул кровавый сгусток Генке под ноги и ласково произнес:
– Ты чего щас вякнул, падленыш?
– Прекратите бе-е-езобразие! – жалобно проблеял Генка, неуклюже взмахнув рукой, и тут же почувствовал, как пол резко ушел из-под ног, рот наполнился чем-то соленым, а голова загудела, словно колокол. Гудение быстро перешло в затухающий звон, вместе с которым погас и свет…
Очнулся Генка от приятной влажной прохлады, обволакивающей лицо. Не раскрывая глаз, поднял руку и коснулся лба. На лице лежала мокрая тряпка. Генка приподнял голову и тряпка, оказавшаяся вафельным полотенцем, упала на грудь.
– Лежите-лежите! – раздался низкий женский голос, в котором слышались одновременно испуг и восхищение.
Генка скосил глаза. Перед ним возникло лицо давешней толстушки.
– Лежите-лежите, – повторила женщина нежно. – Кровь может снова пойти!
– А где… эти? – прогундел Генка и поморщился от боли в разбитой губе.
– Там, где и положено, – улыбнулась женщина. – В милиции! Здорово вы их! Как это у вас получилось?!
– Что получилось? – снова поморщился Генка. Только сейчас он понял, что лежит на нижней полке, в том самом купе, где недавно ехали пьяные хулиганы.