Наследница северных угодий
Шрифт:
Хоть вечер уже и наступил, видимо, студенты не торопятся разойтись по своим комнатам. Гул от их голосов слышен повсюду, похоже, дело в дизайне потолков, те сходятся куполом, оставляя огромное пространство для эха. Вот его-то мы и слышим.
Сами дальние коридора Академии по убранству похожи на Хогвартс. Каменные стены с факелами на стенах, отбрасывающими причудливые, но мрачноватые тени на деревянный пол, который выглядит удивительно прочным, учитывая, сколько людей по нему уже могло пройти. Может, какие-то чары? Такую вероятность не исключаю. Окон в длинном, похожем на пенал, помещении нет, так что освещение только искусственное. Мы проходим несколько сот метров, пару поворотов
– Надеюсь, она не двигается, как ей заблагорассудится?
– вновь вспоминаю произведение Джоан Ролинг.
– Нет, с чего бы?
– наг недоуменно поглядывает своими хитрыми глазами, прищурившись в темном помещении.
– Ну, как в «Гарри Поттере», - отвечаю с заминкой, не хочется выставить себя ребёнком, до сих пор верящим в волшебство.
Хотя тут, думаю, это не актуально, ведь мир-то магический. Кажется, придётся пересмотреть множество своих предрассудков.
– Не понимаю, о чем ты, - полузмей выглядит по-настоящему озадаченным.
– Что за Поттер? Это какой-то маг?
От удивления даже на месте останавливаюсь, занеся ногу над очередной ступенькой. Перила под руками каменные, холодят руку.
– Ну, в какой-то мере маг. Только не настоящий, придуманный, - рассказываю, в шоке от того, что кто-то может не знать знаменитого волшебника.
– Неужели не читал книжек или фильмы не смотрел? Мне кажется, что все видели, хотя бы раз.
– Что такое телевизор?
– в очередной раз шокирует меня ль'Ву.
Смотрю в его глаза, полные любопытства, а сама пытаюсь собраться с мыслями. Неужели он жил на Земле ещё до появления телевизоров? Спрашиваю и получаю ответ:
– Я, если припомнить, из восемнадцатого века, а ты нет, получается?
– восторгается совсем по-детски, вскидывая руки и останавливаясь тоже.
– Сколько там уже прошло?
– Больше трёх столетий, уже второе тысячелетие.
– Так что же мы всё это время болтали о дурацкой Академии и истории Материка? Мне больше интересен прогресс на Земле. Далеко шагнул?
– Мне иногда кажется, что лучше бы он этого не делал.
Наг затихает и вновь продолжает движение, видимо, надоело стоять на месте. Но не думаю, что он так просто забудет о моих словах, ещё не раз заведёт разговор о месте, откуда мы оба пришли.
Наконец доходим до нужного места. Передо мной дверь, простая, из чёрного дерева, без ручки, но зато с зелёным камнем прямо посередине.
– Он работает по принципу твоего ошейника, нужно прислонить ладонь, и дверь откроется, считав ауру, - поясняет наг, беря меня за руку. От неожиданности и чужой близости дергаюсь, но не вырываю.
– Давай, не бойся.
Это напоминает считывание отпечатков пальцев, но сейчас молчу, чтобы не вызвать новый поток вопросов.
Чувствую покалывание, трогая амулет, а затем дверь распахивается, являя мне комнату.
– Что ж, осваивайся, - пропускает меня вперёд ль’Ву, всё ещё не выпуская руку. Красноречиво опускаю свои глаза на неё, как бы намекая мужчине, что пора отцепиться. Тот понятливо отодвигается.
– Но я твои слова не забуду и обязательно ещё поговорим. Что ж, осматривайся, не буду мешать.
Он уползает, оставляя меня в одиночестве. Оглядываюсь по сторонам. Комната не выглядит, как общежитие и уж тем более ничем не напоминает мою общую спальню в детском доме. Тут роскошная обстановка. Прямо посередине просторного помещения огромная кровать, которая, я уверена, может вместить человек пять, разлегшихся звездочкой. Она под балдахином, плотные шторы которого сейчас привязаны к столбикам золотыми веревками со смешными пушистыми кисточками. На матрасе одеяло, поверх него покрывало с вышитыми моими инициалами
У большого окна, пропускающего много света в комнату, находится стол, на котором свалены в кучу учебники, что-то напоминающее земные тетради, какие-то свитки, перья, баночки чернил. Неужели придётся учиться писать с их помощью? Представляю это мучение.
Также имеется шкаф с зеркальными дверцами. Из любопытства открываю его, чтобы понять, во что одевалась настоящая Нивес. На вешалках несколько смен академической формы, красный длинный плащ с капюшоном из плотной ткани, видимо, дорожный, несколько платьев, костюм для верховой езды, если я правильно рассмотрела кожаные штаны с характерной вставкой в паху. Под ними, на полочке, чёрные туфли, мягкие даже на вид тапочки, сапоги с высокой голенью. В другом отделении сложено по ящикам нижнее белье, чулки, аксессуары. Богато, но все равно скромно. Либо Нивес аскетична сама по себе, либо не очень-то её и балуют.
«Теперь время многое обдумать», - с такой мыслью прыгаю на мягкую, словно облако, кровать.
Глава 12
После детского дома с кроватью, больше похожей на нары в тюрьме, чем на спальное место для ребёнка, тут, в Академии, я чувствую себя чуть ли не принцессой. Главное, чтобы не на горошине.
Сама не замечаю, как тщательно всё обдумывая, засыпаю.
В себя прихожу, когда сумерки уже спускаются. В окно видно лишь чернильно-синее небо, такое бывает перед заморозками, да полосу багрово-красных лучей солнца, ушедшего за горизонт.
Хлопаю в ладоши, заставляя амулет зажечься мягким светом, этого оказывается достаточно, чтобы не спотыкаться в комнате и рассмотреть всё поближе. Конечно же, первый пункт - рабочий стол. На нем много всего, но, в первую очередь, я ищу что-нибудь из личных вещей Нивес. И нахожу. Небольшую записную книжку, обложка которой обтянута плотной чёрной кожей. На обороте выбиты инициалы девушки - Н.С. Потемневшие от времени страницы сплошь исписаны мелким, убористым почерком. Вглядевшись, поняла, что это личный дневник, первая запись из которого больше похожа на детскую: «Мама забрала моего детёныша горзуна, которого отец привёз с воскресной охоты. Она плохая. Говорит, что горзун, которому я успела дать кличку Оби, откусит мне пальцы. Глупая мама, он же только облизывает ладони». И дальше в том же духе. Через добрые пару десятков страниц наследница рассуждает уже о другом: «Учитель говорит, что дар проявляется, но недостаточно для моего возраста. Отец его заменил на другого. Тот тоже высказался несколько резко. Олвен смеялась, поэтому получила по заднице. Но ночью мне часто снится сон, в котором я гуляю по лугу и разговариваю с мужчиной».
Последние записи касаются времени, когда Нивес, то есть я, уже поступила в Академию. Она пишет о том, как ей тут тяжело, без любимых родителей и брата, что у неё только титул и ей тяжело, невыносимо сложно, никто не воспринимает её всерьёз. Чернильные строки насквозь пропитаны болью, отчаянием и одиночеством. Кажется, я начинаю понимать, что значат слова, которые услышала после пробуждения в этом мире: «Заморозила себя». Действительно, попади я в такую ситуацию, тоже могла бы сломаться. Но в моей жизни все было иначе, даже будущий «суд» не страшит, ведь ничего плохого не сделала. Как там мы русские всегда думаем? Авось повезёт.