Наследница
Шрифт:
– Я очень сомневаюсь. Куда могли подеваться тех. паспорт, свидетельство о приватизации и домовая книга? Целая пачка документов, мне соседи показывали, как это выглядет.
– Да, конечно, все это подозрительно. Здесь два варианта – либо изготавливают поддельную доверенность и по ней потом продадут квартиру, либо поддельное завещание.
– И тогда появится лженаследник?
– Возможно. Только учти, это стало очень рискованным, так как объявилась ты и подала заявление на открытие наследства и в милицию. Я тебе советую
– Доверенность, я думаю, отпадает, – сказала Алена. – Вот если бы отец был на пенсии… Тогда можно было бы сказать, что он куда-то уехал, а родственников или знакомых попросил продать квартиру. А так, учебный год в разгаре, да отца тут же бы хватились. Не мог же он уехать, никого не предупредив. Скорее всего, планировалось поддельное завещание. Все выглядело, как естественная смерть. Ничего не вызывало подозрений – человек лежал в своей квартире, дверь заперта, на первый взгляд, все вещи на месте. Через некоторое время объявляется некий наследник, например, кто-то из его учеников, и спокойно получает квартиру. Что делать, если, несмотря на то, что приехала я, родная дочь, все-таки появится некто с завещанием?
– Ну, придется оспаривать в суде, делать экспертизу подлинности подписи.
– А если, например, отца пытали и заставили перед смертью подписать завещание или просто обманули, хитростью уговорив поставить подпись, и бумаги выглядят подлинными?
– В любом случае, ты, как прямая наследница, получишь не меньше трех четвертей доли от того, что бы ты унаследовала по закону.
После разговора с Риммой вопросов не убавилось. Перспектива судиться, да еще в другом государстве, угнетала. И почему Алена должна делиться даже одной четвертой доли с возможными убийцами? К тому же очень раздражали охи и вздохи Риммы, что Алена ужасно выглядет, на ней лица нет, просто дошла до ручки. Хорошо маминой крестнице, сидит себе спокойно в уютном кабинете и ухом не ведет. Что за эгоизм, однако, у некоторых людей! У Алены горе, а как это еще называется, когда отец умер. Переживания. А она, в понимании Риммы, должна цвести, как майская роза, невзирая на печальные обстоятельства.
Проходя мимо библиотеки, женщина надумала зайти в читальный зал и почитать гражданский кодекс. Найдя соответствующую статью, Алена выяснила интересную вещь. Обещанная обязательная доля полагалась несовершеннолетним детям или тем, кто находился на иждевении умершего. Так что в случае, если найдется завещание, никакой обязательной доли Алене не положено. Поскольку семейный кодекс в республике Белоруссия был аналогичным российскому.
– Представляешь, что мне Римма насоветовала, – пожаловалась Алена мужу. – Она сказала, что мне в любом случае положена обязательная доля наследства. А на самом деле – только в том случае, если наследник несовершеннолетний или находился на иждевении,
– Как это ты додумалась перепроверить её совет, – удивился Максим.
– Ты знаешь, – хитро улыбнулась Алена, – мои дедушка и бабушка, если нужена была консультация по какой-либо юридической проблеме, обращались к нескольким разным юристам, а потом сравнивали, что те предлагали. Иногда рекомендации были очень различны.
– Пожилые мудрые люди!
– Да уж. А когда ложились спать, обязательно запирали дверь на засов, который нельзя снаружи открыть. Разговаривали с посторонними через цепочку.
Мы всегда смеялись над такой сверхосторожностью. Были же спокойные советские времена.
– Времена сильно изменились. Преступности стало гораздо больше, а менталитет некоторых пожилых людей остался прежним. Живут себе спокойно, не о чем не беспокоясь и не тревожась об элементарной безопасности. Если бы твой отец не был столь беспечен, то возможно, остался бы жив. По крайней мере, этот план у преступников бы не сработал. А интересно, осталось ли у тебя в памяти что-то о совместной жизни с отцом? – спросил Максим.
– У меня память о детских годах очень избирательная. Я плохо помню совсем ранние свои годы. Впечатления очень смутные. Помню, как отец делает зарядку, сначала отжимается, а потом упражняется с гантелями. На нем полосатая пижама, похожая на ту, что украли из его квартиры в Бресте, наверное, ему нравились подобные пижамы. Потом хорошо помню отца, рисующего натюрморт. Разрезан пополам золотистый лимон. Струится белый шелк, небрежно брошенный на стул. Шелк особенно хорошо удавался художнику. Почти физически ощущается блеск и нежность ткани. Отцу всегда хорошо удавались натюрморты… Помню мать, которая моет полы, раздраженно возя тряпкой под краватью, со страданием на лице. Не любила она заниматься домашним хозяйством. Еще запомнила, как мы фотографировались все вместе летом на балконе – я, отец и мама. Я тебе сейчас покажу это фото.
Алена вытащила семейный альбом с малиновой бархатной обложкой и нашла фото.
– Какое приятное семейное фото, – сказал Максим, – ты держишь за руки и маму, и папу, и радостно улыбаешься. Твоя мать красиво одета и с тщательно уложенной прической, совсем не выглядет несчастной. Отец смотрится презентабельно и не скажешь, что он намного старше твоей матери. А какой балкон красивый, весь увит цветущим вьюном, как беседка.
– Балкон – это заслуга бабушки, – улыбнулась Алена, – у нас был самый красивый балкон во дворе, а может и в округе. Цветы были до самых перил – внизу анютины глазки, потом настурция, душистый табак, флоксы, астры. Такое разноцветное многообразие. А еще вьюн до самого верха создавал особый уют, с земли не было видно, что у нас происходит.
Конец ознакомительного фрагмента.