Наследница
Шрифт:
С этих пор Баська стала часто разговаривать с Зорой. Иногда к ним присоединялась Чергэн, иногда Лачо. В его присутствии Баська сначала смущалась, но потом привыкла, а он стал считать своим долгом оберегать её от возможных неприятностей. Лачо почувствовал себя настоящим старшим братом, и это ему страшно нравилось. Ведь до сих пор он был самым младшим в семье. А теперь стал мужчиной, охраняющим слабого.
Случай со спасением щенка имел и ещё одно последствие: на Баську стали смотреть по-другому. В глазах взрослых она была барским дитя, а, следовательно, балованным ребёнком, не приспособленным к жизни. Только Чергэн с семьёй знала, что это не так. Понемногу, не сразу, Баська рассказывала им о своей жизни. Труднее всего ей дался рассказ о том, чему она была свидетелем в доме. Но и это, в конце концов, было рассказано. Только одно утаила Баська: как ей удалось уйти из горящего дома. Но это была тайна. Тайна Алена. Она дала ему слово никому не говорить о тайном проходе к реке. Значит, и не скажет. Не рассказала она и о той последней сцене, которая врезалась в память навсегда. Баська пыталась не вспоминать
Баська, чувствуя заботу и внимание, стала больше улыбаться, с удовольствием принимала участие в делах табора. Раньше, в имении, её считали маленькой и не доверяли никаких серьёзных, с её точки зрения, дел. А здесь она зачастую выполняла работу наравне со старшими девочками! Это очень ей нравилось и вселяло гордость и уверенность в себе и своих силах. Очень полюбила она собак — больших, косматых и очень страшных с виду. Баська нисколько их не боялась, возилась и со щенками и со взрослыми серьёзными псами, которые с ней почему-то себя начинали вести тоже, как малые щенки: ложились на спину, улыбались и старались лизнуть в нос. Собаки не только признали Баську «своей», они предпочитали её общество обществу других людей. Она обладала каким-то врождённым чутьём, которое помогало ей понимать животных. Баське собаки позволяли много такого, чего не разрешалось делать другим. Она разбирала свалявшуюся клоками собачью шерсть, расчёсывала их, работая лошадиным гребнем, вытаскивала из лап колючки. Но псы всё терпели, только иногда порыкивали, когда становилось уж вовсе невтерпёж.
Но самым большим удовольствием для Баськи было побыть возле лошадей. Это противоречило правилам табора, возле лошадей могли находиться только мужчины и мальчики. Ей объясняли, её уговаривали, даже ругали — всё было напрасно: при любом удобном случае она убегала туда, где паслись лошади. И ни разу не случилось такого, чтобы какая-то лошадь её укусила или ещё как-то обидела. Баська любила их беззаветно, и они относились к ней с такой же нежностью и приязнью, как и собаки.
Попытка отучить её от лошадей всё же была предпринята. Мирко, выбрав момент, когда никого рядом не было, вопреки обычаю посадил её верхом без седла на довольно норовистого коня. Сделал он это в надежде, что испугавшись, она больше не будет лезть, куда девчонкам не положено. Но это он сделал зря! Разве знал он, что Баська давно уже носилась верхом вместе с деревенскими мальчишками. О сёдлах у них и речь не шла! Правда, ей всегда давали низеньких спокойных кобылок, чтобы она, не дай Бог, не упала (случись, что с барским дитём — греха не оберёшься!), но это ничего не меняло. Баська взвизгнула от восторга и толкнула коня пятками…
После того, как Мирко еле догнал жеребца и снял с него свою приёмную дочь, он решил, что легче разрешить ей делать то, что она хочет. Пусть будет рядом с конями. А дальше — видно будет. Но верхом больше она никогда не сидела. Женщинам всех возрастов это было запрещено. Запрет не обсуждался, не нарушался, и просить было бесполезно. Оставалось только подчиниться, как бы ни было обидно смотреть на совсем маленьких мальчишек-цыганят, гонявшихся иногда наперегонки верхом.
И всё же она тосковала. Баське хотелось играть не только с собаками, разговаривать не только с лошадьми. Но контакта с детьми никак не получалось. Она пыталась подходить к девочкам, заводить разговор. По-русски говорили все, но Баську всякий раз настораживало, когда дети говорили что-то один другому на своём языке, и она не понимала, что именно. А если, не дай Бог, после этого следовал смешок, то ей обязательно казалось, что смеются именно над ней. С мальчишками было немного проще. Они, не чувствуя с её стороны никакой конкуренции, вели себя спокойно, не подкалывали, не хихикали. Им было интересно, как она смогла так быстро подружиться со всеми собаками, и почему не боялась ни одной из них. Ведь они не раз видели, как другие, взрослые люди, впервые столкнувшись с цыганскими псами, предпочитали держаться от них на приличном расстоянии, а иногда и откровенно пугались и убегали. Особенно это касалось женщин и девушек. Начавшийся с этой темы разговор плавно перешёл к тому, что Баська хорошо плавает, а потом она стала рассказывать о том, как играла с деревенскими ребятами, и как они научили её и плавать, и бросать камушки в воду так, чтобы получались «блинчики», и делать свистульки из сучков бузины… Но окончательно поразил мальчишек тот факт, что она часто гоняла верхом без седла вместе с ребятами из деревни.
— Ну, это ты врёшь, — компетентно заявил один из ребят. — Женщины верхом не ездят.
— Почему это не ездят?! — возмутилась Баська. — Очень даже ездят! Даже знатные дамы ездят. Но они сидят в седле. Оно специальное, в нём надо сидеть на лошади боком. Мне так не нравилось.
— Может, знатные дамы и могут садиться на лошадь, а вот в той деревне, где ты была, ты видела, чтобы женщины верхом ездили?
Баська задумалась. Удивительно, но она действительно не могла вспомнить ни одного случая, чтобы при ней какая-нибудь девушка, девочка или женщина ехала верхом на лошади. Никто этого не запрещал, по крайней мере, Баська не слышала о таком запрете, но никто и не делал. Значит, она одна такая была? Во всей деревне?! Ух! Баська испытала чувство гордости. Как приятно уметь делать что-то, чего не умеют другие, такие же, как ты сам.
— А у нас женщинам запрещается садиться верхом, — строгим голосом, явно кому-то подражая, сказал всё тот же мальчуган и все согласно закивали.
— Почему? — поинтересовалась Баська.
— Нельзя. Такой закон.
— А почему такой закон? — Баське хотелось докопаться до истины.
— Потому что если женщина сядет на лошадь, эту лошадь надо будет сразу продать. Или оставить.
— Зачем?
— Такой закон.
Больше она не стала спрашивать и спорить. Понятно, что на все дальнейшие вопросы ответ будет только один: такой закон. Баська была раздосадована. Что за глупый закон? Мало того, что скакать верхом ей, по-видимому, больше не придётся, так даже похвастаться своим умением не получиться!
Но всё же с мальчишками было веселее, чем одной. Даже, несмотря на то, что они иногда вставляли в разговор цыганские фразы, Баська от них не уходила. Постепенно она стала хорошо понимать язык, а потом и сама всё более правильно и свободно стала говорить на нём. Это оказалось не так сложно, как думалось вначале. Некоторые слова были даже похожи на русские. Просто произносили их немного по-другому.
Проводя с мальчишками много времени, она поневоле включалась в их мальчишечьи игры, если это не противоречило всё тому же закону. Баське очень нравилась игра в ножички. Ножички были почти у всех ребят, за исключением самых маленьких. Мальчишки бросали их виртуозно. Играли по-разному. Бросали различными способами в начерченный на земле круг, «отрезая» от него кусочки, метали в выбранную цель, соревнуясь в меткости. Среди них были и такие, кто ухитрялся попасть в выбранное дерево с завязанными глазами. Правда, таких было только двое. Баська следила за этими играми, как заворожённая.
Как-то раз она набралась решимости и попросила научить её тоже так ловко бросать нож. Девочка боялась, что в ответ опять услышит, что «этого нельзя, потому что — Закон». Нет, на этот раз ей этого не сказали. Просто засмеялись. Это было обидно. Но зато смех не подразумевал категорического отказа. Некоторое время Баська не возобновляла свою просьбу, что впрочем, не означало, что она сдалась, как могло показаться со стороны. Она стала ещё внимательней следить за игрой, но теперь обращала внимание больше на движения бросающего, чем на результат броска. Потом стала задавать вопросы. Здесь ей на помощь пришёл навык барышни из усадьбы, которая знала, как расположить к себе нужного ей человека, как с помощью наивной лести добиться желаемого. Вопросы Баськи следовали только за фразами типа: «Ах, как ты бросил!» или «Как же у тебя так здорово получается?». Ребята в основном охотно отвечали, им был приятен интерес к их занятию, хотя время от времени кто-нибудь из них всё же задавался вопросом, почему Баська совсем не играет с девочками. У неё и на это ответ был готов: «Они надо мной смеются и не хотят принимать в игру». Это было правдой лишь отчасти. Смеялись не над ней, а если и случалось такое, то не все, а в игру не принимали потому, что Баська никогда не просила об этом, а им было хорошо и без неё.
И вот, недели через две-три, Баська опять попросила научить её игре в ножички. Хотя бы дать попробовать бросить. Хоть разок! За это время мальчишки привыкли к тому, что Баська неплохо разбирается в правилах, отмечает особо эффектные броски, толково рассуждает о неудачах. Она как бы уже вошла в игру. В ответ на её вторичную просьбу опять раздались смешки, но разрозненные и неуверенные. А один паренёк протянул ей свой небольшой нож.
— Пробуй. Только это занятие не для девчонки. Хотя мне рассказывала мать, что знала одну цыганку, не из нашего табора, которая хорошо умела это делать.
Баська взяла протянутый ей нож. Он, несмотря на свой малый размер, оказался тяжелее, чем она предполагала. Старательно подражая движениям, которые она видела много раз, она постаралась попасть в старый пень, служащий на этот раз мишенью. В пень она попала. Плашмя. Нож ударился о трухлявое дерево, отскочил и косо воткнулся в землю. Второй раз получилось ещё хуже: нож перелетел через пень и плюхнулся в грязную лужу. Она подбежала, выудила его со дна и стала старательно оттирать руками и сорванными листьями налипшую грязь. Она бы вытерла лезвие подолом, это было бы намного проще и быстрее, но уже усвоила Закон: всё, чего женщина коснётся подолом, считается осквернённым и подлежит уничтожению. Отчищая нож, Баська даже не слышала обидного смеха и шуток мальчишек — она была расстроена. Ей казалось, что если точно воспроизвести все движения броска, то всё получится не хуже, чем у других. Вернувшись к своему шатру, она всё ещё переживала неудачу, поэтому была тише обычного. Это заметил Лачо. Сам он ни о чём не спросил, но сказал Зоре о настроении Баськи, а та, как бывало уже не раз, подошла к сестре, обняла её за плечи, присев рядом, и прикрыла углом своей шали.