Наследник для миллионера
Шрифт:
Когда-то я панически боялась Волкова младшего, трепыхалась под его взглядом, как бабочка в трёхлитровой стеклянной банке, дрожала и пугливо отводила взгляд, но потом эти неприятные ощущения исчезли. И сейчас я вновь чувствую себя загнанной в угол.
— Вероника, я хочу серьёзно поговорить, — цедит сквозь зубы.
Даже в таком положении, лёжа на кровати после недавнего обморока, этот мужчина излучает бешеную энергетику. Волковскую! Присущую только двоим людям на всём белом свете.
— Что у тебя с моим сыном?
Какой нелепый
— Что вы имеете ввиду? — стою, как на раскалённых углях босиком.
— Он разорил мою корпорацию, стоило только ему связаться с тобой, — презрительный взгляд мажет по моей фигурке.
— О чём вы? — брови съезжаются к переносице, и руки непроизвольно сжимаются в кулаки.
— Не строй из себя невинную овечку, Вероника!
Задыхаюсь собственными словами, которые просятся наружу, и слёзы выступают на глазах. Я ужинала с швейцарцем Домиником, чтобы корпорация Нефть "ВЕС" осталась на плаву, вложила свои силы в тот вечер, не наговорила гадостей и держалась молодцом. И, самое главное, я не стала устраивать мужу истерику по этому поводу, а отнеслась с пониманием! А сейчас меня хотят выставить виноватой в банкротстве! Я могла бы дать отпор свёкру и пропустить мимо ушей его ядовитую клевету, но сил просто не осталось. Ссора с мужем пару часов назад, спонтанное намерение уйти из этого дома и собранный чемодан вымотали меня.
— Я… Я… — скрыть дрожь в голосе не удаётся.
— Сядь, — командным тоном окатывает.
И я слушаюсь. Выбора у меня всё равно нет, ведь разговор закончить нужно. Присаживаюсь на кресло напротив постели Ефима Святославовича, и, скрестив пальцы, стараюсь собрать волю в кулак.
— На кого ты работаешь, Канарейкина? Кто подсунул тебя в нашу семью?
— Вам не стыдно так думать обо мне? Я мать вашего внука!
— Стыдно, когда видно! — язвит. — Канарейкина, если я узнаю, что ты разорила нашу корпорацию, да ещё и сына против меня настроила…
— Я Волкова, — встаю с места.
— Что? — надменная усмешка заставляет меня поджать губы.
— Волкова, — повторяю едва слышно. — Я — часть вашей семьи. Жена вашего сына. Я вам не нравлюсь, знаю. Вы не должны меня любить. Но вот уважать обязаны.
Ефим Святославович замолкает, а его лицо с глубокими морщинами преобретает задумчивый вид.
— И, чтобы вы знали, это я позвала вас праздновать Новый Год вместе. Стёпа был очень сильно против! — пугаюсь собственного голоса, сурового и холодного, и тут же смягчаюсь. — Я на вашей стороне, а вы…
… Вы не заслуживаете моего доброго отношения после всего, что сделали.
Фразу я так и оборвала, оставив незаконченной. Однако, по лицу Волкова старшего заметно, что он всё понял. Будто мысли прочитал.
— Либо я в тебе очень сильно ошибся, — шепчет тихо, на меня даже не смотрит. — Либо недооценил.
— И первое, и второе, господин Волков!
Каблуки стучат по полу.
Разговор окончен.
— Госпожа Волкова, — бросает мне в спину. — Позовите моего сына.
_32_
_Степан_
—
Она, как безумное торнадо, пролетала мимо и, кажется, даже не замечала меня.
— Всё прекрасно, — улыбается как-то нервно, будто прячется за маской. — Твой отец зовёт тебя!
Вырывается, смотрит куда-то сквозь меня. Её надменное лицо не выдаёт ни одной эмоции, и мне остаётся только гадать, что от неё хотел мой отец. И зачем он вновь хочет видеть меня?
Ника ускользает в сторону столовой.
Делаю глубокий вдох, до боли в лёгких. Идти сейчас к недовольному ворчливому старику совершенно не хочется.
Я ведь знал, что его лучше не звать на этот праздник. Был уверен, что отец всё испортит!
Так и вышло.
Вместо дружного семейного гулянья у нас получился полный аншлаг! И Вероника со своим каменным лицом точное тому подтверждение.
Но выбора у меня нет. Приходится стиснуть зубы до скрежета и вернуться на второй этаж в просторную гостиную спальню, где наш врач уложил отца.
— Всё со мной впорядке! Не маленький, переживу. Я себя прекрасно чувствую! — издалека слышу грозное ворчание. — Да что ты пристал то? Я притворился, понимаешь?
Застываю возле приоткрытой дверью.
Притворился?
Пальцы сжимаются в кулаки, и кровь моментально отливает от лица. Вена начинает играть от напряжения.
Молодец, папочка! Своей выходкой испортил праздник.
— Моим скажи, что я переволновался.
— Ефим Святославович, так нельзя! Вы меня дёрнули прямо из-за стола! — недовольно выговаривает доктор.
— Тебе за это платят не малые деньги. Заткнись и делай, что я сказал!
Выдыхаю и стучу в дверной косяк. Делаю вид, что не слышал этого разговора, и папа демонстративно закрывает глаза и за сердце держится.
Актёрское мастерство на высоте.
— Ну как он? — обращаюсь к доктору.
— Уже лучше. Видимо, переволновался. Давление подскочило.
— Может, в больницу его отвезти?
— Не стоит. Укол я сделал, Ефиму Святославовичу уже лучше.
Молча подхожу к отцу и разглядываю его наигранно измученное лицо.
— Папочка, ты как? — выбираю самую елейную интонацию.
— Полегче, — отвечает тихим голосом и приоткрывает глаза. — Садись, сын, нужно поговорить.
Доктор молча выходит из комнаты, оставляя нас наедине, и я утопаю в догадках о чём же пойдёт речь.
— Что происходит с Вероникой? — между густыми бровями образуется глубокая складка, взгляд наливается суровой темнотой.
— А что с ней происходит?
— Она сама не своя. Ты разве не видишь?
Вижу. Я же не кретин.
— Мне не нравится то, что происходит в ваших взаимоотношениях, — вздыхает.
Опять решил поучить меня галантному отношению к женщинам…
— Я следил за ней и проверял, — выдаёт отец.
Сердце перестаёт стучать на долю секунды. Чувствую, как градины холодного пота выступают на позвоночнике.