Наследник для Шаха

Гур Анна

Признаюсь в том, в чем никому не могла признаться.

Мама же слушает молча, украдкой вытирает слезы, которые скупыми каплями стекают по щекам.

— Девочка моя… Любит он тебя, — наконец, заявляет мать, — иначе не отпустил бы. И ты его любишь. Я что, не вижу тоску в твоих глазах? И ребенок — это благодать. Так что заканчивай хандрить, доча, я праздничный ужин приготовила. Ляльку кормить нужно, а то ты вона какая худющая! Кожа да кости!

Вытираю нос тыльной стороной ладони и улыбаюсь сквозь слезы.

— Вот

и умничка, — треплет меня за щеку, — я все твое любимое сварганила, а папаня из подвала вишневку достал, но тебе ни капли не дадим.

Смеется весело, заливисто и я тоже начинаю смеяться, настроение поднимается.

— Мам?

— А?

— Я тебя люблю.

Поднимается и отряхивает юбку.

— Только батю подготовить нужно, так сразу говорить не будем.

— Хорошо.

Встаю с кровати и откладываю мишку, как неожиданно вся комната озаряется ярким светом, а до слуха доходит скрежет автомобильных шин.

Звук очень непривычный для нашей местности. У нас обычно машины скрипят, и драндулеты издают глухие звуки, поэтому мама замирает на месте, а я, наоборот, быстро иду к окну и оттягиваю шторку.

Несколько черных внедорожников останавливаются у нашей калитки. С тонированными стеклами, агрессивные. С ярко горящими фарами.

Свет слепит глаза, а страх заползает в сердце. Вспоминаю ужас, перенесенный совсем недавно, когда люди Асабека похитили меня.

Руки сами накрывают живот, а темные, как сама ночь, машины с обтекаемыми хищными формами не двигаются. Из них не появляются бравые солдаты. Они будто замерли в ожидании.

Сердце отсчитывает гулкие удары, пока, наконец, дверь не открывается с пассажирской стороны, и я цепляюсь за подоконник, впиваюсь в него пальцами, опираюсь, потому что ноги слабеют.

Моргаю, чтобы прогнать видение, но оно не исчезает. Замираю на месте и прищуриваюсь, чтобы сквозь свет фар разглядеть темный силуэт.

Мужчина. Высокий. Широкоплечий. Одетый в безукоризненный костюм. С зачесанными назад смоляными прядями…

Знакомый до боли образ, впечатавшийся в мое сердце…

Мужчина приближается. Тяжелые шаги отбивают ритм моего сердца, которое оживает, и я понимаю, что все это время тосковала.

Дико. Безумно. Скучала…

А сейчас смотрю как ненормальная, впитывая в себя его образ…

С каждым шагом расстояние между нами уменьшается. Смотрю на него во все глаза, как в замедленной съемке калитка открывается, тихонечко звякает колокольчик.

Мне не нужно видеть его лицо. Воображение рисует перед глазами черты. Острые. Жесткие. С хищным носом и темным взглядом из-под смоляных бровей…

Его щетина, острые скулы и губы… порочные, сочные, по-мужски пухлые.

Эти губы пили меня до дна, погружали в пекло и лишали дыхания…

Глава 48

— Что там, Полечка? — спрашивает обеспокоенно

мама.

Резко оборачиваюсь и выдыхаю:

— Он… это… он… приехал…

Сердце бьется в груди рвано. С перебоями. А я же не знаю, что делать. Бежать навстречу или закрыться в комнате и спрятаться.

Смотрю на маму и в этот самый момент слышу звонок в дверь. Секунды промедления, и я срываюсь с места и бегу к двери, чтобы отворить, чтобы увидеть его…

Но мама хватает меня за локоть, заглядывает в глаза.

— Погоди, Полина, постой… — проговаривает тихо, — пусть отец откроет, так правильно.

Моргаю. Секунда, другая и слышу поступь отца, тяжелую, он открывает дверь и… мама отпускает меня, а я вылетаю из своей комнаты и замираю.

Поднимаю голову и вижу в дверном проеме Аслана…

Сталкиваюсь с ним взглядом, его глаза темнеют, обрамленные бархатными ресницами, концентрируются на мне.

А у меня по всему телу волна дрожи проносится и какое-то помутнение. Я смотрю в его невероятные чайные глаза и не могу шевельнуться.

Взгляда отвести не могу. Насытиться им не могу! Потому что скучала, тосковала, не жила без него…

Шах стал всем. Покорил, присвоил, отравил собой и сейчас сердце бьется в груди с перебоями…

А мы смотрим друг на друга, пока отец, наконец, не нарушает повисшее молчание.

— Чем обязаны? — спрашивает спокойно, но я слышу напряжение в голосе отца, который отслеживает взгляд Шаха, тоже смотрит на меня, а я сжимаю ладошки на груди.

Шахов переводит взгляд с меня на отца и ухмыляется чувственными губами. Именно он здесь и сейчас хозяин положения. Такова его натура. Суть. Человек, привыкший к власти.

Но он пришел… В наш дом, к простым людям…

— Я — Аслан Шахов, Владимир Ильич, хочу обратиться к вам по очень важному вопросу.

Пауза. Гнетущая. Тяжелая. И взгляд глаза в глаза.

— Относительно вашей дочки, впустите гостя?

Аслан не делает попытки войти и терпеливо ждет, спрашивает позволения, а мне виден кортеж автомобилей за его спиной.

Охранники Шаха как целое войско. Если захочет, все здесь с землей сровняет…

Отец также понимает, что пожаловал к нам человек совсем непростой, но папа сильнее хватается за ручку и бросает вопросительный взгляд на меня.

— Ты знаешь его?

Стоит мне отрицательно махнуть головой, как дверь перед Шахом закроется, но я лишь улыбаюсь самым краешком губ и отвечаю кивком.

Отец шире открывает дверь и отходит в сторону. А Аслан входит в наш дом вальяжной походкой, плавной, подобно хищнику.

— Мы рады гостям, — наконец, появляется мама и кладет руку на спину отца, словно уговаривая, — у нас и стол накрыт, так что все вопросы можно обсудить за вкусностями, которые я приготовила, а то остынут…

Мама щебечет, пытаясь сгладить напряжение.