Наследник из Калькутты(изд.1958)
Шрифт:
Очутившись снова на дворе, он увидел толпу женщин, бегущих из суконного цеха, уже охваченного пламенем. По соседству пылал канатный завод. Три конные упряжки пожарной команды, подминая и расталкивая встречных, влетели в открытые ворота, а за оградой уже заблистали штыки и мундиры королевских драгун. Солдаты окружили весь участок и хватали разбегавшихся рабочих. Норвард осыпал их бранью и проклятиями.
В глубине двора, у здания красильной, группа самых непримиримых разрушителей еще продолжала размахивать молотами. Заметив их, офицер подал команду своим стрелкам. Щелкнули курки. Грянул залп. Снег окрасился кровью. Отчаянно вскрикнули женщины,
Во дворе валялись части исковерканных машин, ломы, топоры, охотничьи ружья, шляпы, обрывки холста, тлеющая пряжа. Громко стонали раненые. Драгуны повели к воротам хмурую толпу арестованных – по неумолимому королевскому закону [51] , этих людей ждала виселица…
Смуглый человек, успевший поджечь несколько строений «Бультонской мануфактуры», услыхал первый залп, сидя под стропилами красильного цеха. Пора было и ему подумать о спасении! Он быстро сорвал с себя тлевшую куртку и передник ремесленника. Под ними оказался нарядный камзол, перехваченный поясом с дорогим испанским кинжалом и тяжелым пистолетом. Из-за пазухи он достал бархатный берет и прикрыл им свои волнистые волосы, а на левую руку надел свинцовую перчатку.
51
Королевский закон 1769 года карал смертной казнью за разрушение цехов и машин
Констебль уже взбирался на чердак, где ремесленник только что закончил свое превращение в нарядного джентльмена. Три помощника констебля стояли внизу, под стремянной лестницей.
Едва полицейский, нагнувшись, полез в темноте под стропила, переодетый человек нанес ему удар рукоятью пистолета. Тело полицейского неподвижно растянулось на чердачном полу. Человек в камзоле высунулся в окно.
– Спешите сюда, – крикнул он вниз, – здесь еще кто-то прячется!
Трое полицейских заторопились наверх. Как только последний из них взобрался по лестнице, человек в камзоле соскочил вниз и, оттолкнув лестницу, подошел прямо к Норварду.
– Сэр, – указал он пистолетом на покинутый чердак, – пошлите туда солдат. Там еще прячутся эти разбойники.
Пока Норвард распоряжался, незнакомец спокойно вышел из ворот, властно раздвинул цепь солдат и уже на улице обернулся. По чердачному окну залпами стреляли солдаты…
Незнакомец завернул в переулок и заметил во дворе какого-то дома несколько оседланных лошадей под охраной солдата. Беглец подошел к коновязи и резко приказал солдату подвести его коня.
– Вашего коня? Вы ошиблись, я вас не знаю, ваша честь!
В следующее мгновение солдат лежал на земле, сбитый с ног ударом свинцовой перчатки. Незнакомец выбрал коня, подтянул спущенную подпругу и взнуздал лошадь. Выехав на темную боковую улицу, он погнал коня галопом и скакал несколько миль до гостиницы «Белый медведь». Сдав во дворе лошадь, как знатный путешественник, незнакомец не зашел в гостиницу, а отправился дальше пешком и добрался до противоположной окраины города. Он постучал в окно первого этажа большого
– Это вы, мистер Ханслоу? – спросил его женский голос. – О, какой на вас сегодня красивый камзол!
– Скажите, миссис Бингль, когда возвращается из школы ваш Томас?
– В субботу он приходит в полдень, а утром в понедельник опять уходит в пансион мистера Чейзвика на целую неделю. Завтра суббота, он придет. Зачем он вам понадобился, сэр?
– Хочу дать ему одно поручение. Я прошу, отпустите его завтра со мной на весь день. Кстати, если утром явится один старик, разбудите меня, пожалуйста!
4
Постоялец миссис Бингль не успел проспать и трех часов, как среди ночи раздался стук в наружную дверь.
Мистер Ханслоу, по-видимому, привык спать с чуткостью лесного зверя: он сразу вскочил с постели и облачился в темноте с необычайной быстротой. Только вместо нарядного камзола он надел поношенный, выцветший и латаный костюм старьевщика и торопливо обмотал тряпкой кисть левой руки.
– Проснитесь, мистер Ханслоу! – крикнула хозяйка не совсем довольным тоном. – Старик, которого вы ожидали, уже явился… Сейчас пять часов утра, – добавила она укоризненно.
– Нет, меня ты не ждал, Ханслоу! – произнес уже в комнате жильца чей-то осипший голос. Вошедший прикрыл дверь и тяжело опустился на стул. – Зажги-ка свет, мистер Ханслоу, да принеси мне поесть и переодеться.
– Как, это вы, Меджерсон? – удивился хозяин. Он зажег свечу и поставил ее на стол. – В хорошеньком же, однако, виде! Как вы пробрались по улицам незамеченным? Нет ли погони?
– Да, мне, конечно, не следовало идти к тебе, Ханслоу, но ищеек я обманул; кажется, хвоста за мной нет. Рассвет занимается, я не мог оставаться дольше на улице в этом наряде. Кроме того, я голоден и страшно озяб.
Хозяин поставил перед гостем тарелку с холодной бараниной и налил из фляжки стакан тодди [52] . Кастрюлю с горячей водой для этого напитка он вытащил из полупотухшего камина. Гость с жадностью принялся за еду.
Перед хозяином комнаты сидел изможденный, худой старик с длинными седыми волосами, падавшими на плечи. Впалые щеки были покрыты глубокими морщинами, две резкие борозды спускались от носа к подбородку. Глазницы Меджерсона были необычайно глубоки, и в суровом взгляде, горевшем из-под густых, нависших бровей, чудилась непреклонная решимость борца.
52
Шотландский напиток: водка, подслащенная сахаром и разбавленная кипятком
– Куда вы скрылись вчера, Меджерсон? Я видел, как вы с ребятами переправились вплавь через речонку.
– Благодарение богу, с одним делом покончено! Ты, Ханслоу, хорошо помог нам вчера расправиться с извергами: проклятые машины преданы огню, и честным труженикам теперь станет легче. Люди будут спокойно трудиться в лоне семьи или в общих цехах; свои изделия, плоды искусного ремесла, они смогут продавать по прежним ценам; малые дети тружеников снова предадутся младенческим забавам и играм, ибо отцы и матери смогут сами кормить ребятишек, не продавая их безбожным фабрикантам… В Бультоне умолк шум машин, значит в Бультоне высохнут детские слезы! Ты сделал вчера доброе дело, друг Ханслоу, бог наградит тебя за помощь беднякам. Скажи, хочешь ли ты помогать нам и впредь?