Наследник, которому по...
Шрифт:
– Ну ты зря, – с осуждением пробормотал Готлиб, затем хитро сощурился, – или ты может какой другой способ нашел? Колись.
– Нет другого способа, – ровно ответил я, – просто я не собираюсь рвать жилы ради магии. Мне она не интересна.
– А что тебе интересно? – не понимающе уставился на меня Курдашов.
– Физика.
Мой лаконичный ответ он переваривал секунд пять, наконец чуть толкнул меня кулаком в плечо, сказал со смехом:
– Я понял, ты меня разыгрываешь. Ну ладно, будем считать, что я почти поверил. Ну ладно, – он резко сменил вектор движения,
Я посмотрел, как он направляется прямо к Иванову, на секунду приостановился, с проснувшимся интересом наблюдая за тем, что будет дальше.
Готлиб был один и, похоже, был ещё не в курсе некоторых прогрессивных изменений в внутренней самоорганизации учеников «Последнего пути».
Остановившись в паре метров от выступающего Такаюки, он принялся с интересом слушать, а затем, расхохотался и громко крикнул:
– Эй, простаки, вы чего тут устроили?!
Голова Иванова медленно повернулась, останавливая взгляд залитых кровью глаз на Курдашове. Он прошипел:
– Аристократ, один, сам пришел.
А затем рука его взметнулась вверх, и он провозгласил:
– Я борец за добро и справедливость! Я Такаюки-кун… тьфу Иванов! И я несу возмездие во имя…
Последнее я не расслышал, потому что рядом кто-то чихнул, поэтому осталось неизвестным, во имя чего Иванов это всё затеял, но дальше указующий перст парня недвусмысленно ткнул в грудь несколько растерявшемуся аристократу и прозвучал короткий приказ:
– Взять!
Дважды ему повторять не пришлось и буквально через секунду, до последнего не верящего, что с ним что-то случится плохое Готлиба повалили наземь точным ударом в лицо и принялись запинывать ногами.
Наблюдать было интересно, но скоро должны были начаться уроки и, засунув руки в карманы, я пошел в школу, не обращая больше внимания происходящее во дворе действо.
Но стоило подойти к дверям, как те распахнулись, и народ начал плотным косяком не входить, а наоборот из школы выбегать.
– Строимся, все строимся, – раздался зычный голос завуча, и вся толпа, забурлив хаотично, поползла на площадку сбоку здания, где проводили всякие линейки и прочие общешкольные мероприятия.
Уже там меня вновь нашел охающий и кривящийся от боли Курдашов. Держась за бок, он протиснулся сквозь толпу ко мне и полным горестного удивления голосом спросил:
– Дрейк, это что вообще было?
– Ты о чём? – я, повернулся к Николя, поманил пальцем, чтобы тот наклонился, негромко попросил:
– Сходи узнай, из-за чего сбор.
Отпустив его кивком головы, посмотрел на Готлиба.
– Да об этом! – возмущённо воскликнул тот, касаясь синяка на скуле, страдальчески поморщился, – что у вас тут за беспредел творится?
– А у вас такого не было? – поинтересовался я.
Мне совершенно не интересно было слушать жалобы молодого аристократа, но делать было всё равно нечего, пока Валуа ходил выяснять причину общего сбора, и поэтому я решил разговор поддержать.
– Нет конечно! – Курдашов достал откуда-то из внутреннего кармана маленькое зеркальце, цокнул языком увидев идущую наискось трещину, но всё же, со вздохом принялся себя осматривать.
– Они избили меня, понимаешь – меня! Я этого так не оставлю, – он погрозил рукой в пустоту, – я до директора дойду, распустил, понимаешь, простолюдинов. Дрейк! – он снова повернулся ко мне, схватил свой значок аристо на воротнике, оттопырил, – У меня же значок, они же прекрасно его видели!
– Ну видели. – Я зевнул, затем, всё же решил проявить капельку сочувствия к ближнему, искренне посоветовал, – И к директору ходить не рекомендую, только хуже сделаешь.
– Хуже?! Он не следит за своими простаками, а хуже я сделаю?
– Неужели ты думаешь, – ответил я, после недолгой паузы, – что здесь, в этой школе, что-то может идти вразрез воли директора?
– Хочешь сказать, что он сам натравливает простолюдинов на аристократов? – шокированно переспросил Курдашов, от подобного известия даже забывший про боль.
Я проигнорировал этот вопрос, не люблю по два раза повторять прописные истины понятные любому хоть что-то смыслящему в школьном мироустройстве.
То, что Иванову искусственно создали условия, при которых тот стал внезапно устраивать самые настоящие антиаристократические бунты, сподвигшие самих аристократов активно окружать себя старшеклассниками с крепкими кулаками, для меня было ясно, как божий день. А ещё я знал, что на этом они не остановятся, но, к сожалению, провидцем не был, чтобы заранее угадать. В этой жизни, по крайней мере, в прошлой иногда озаряло.
– Всё равно пойду к директору, – упрямо наклонив голову, не терпящим возражений голосом произнёс Готлиб, – но сначала схожу в медпункт, побои снять, чтобы были доказательства.
– Сходи, – индифферентно произнёс я, заложив руки за спину, – познакомишься с нашей медсестрой.
– Красивая? – несколько воодушивился тот.
– Сиськи большие, – дипломатично ответил я.
– Самое главное, – Курашов даже хлопнул меня по плечу, от избытка чувств, уточнил, – а жопа?
– Тоже большая.
– Вообще шикарно, – боль окончательно отошла на задний план и обычное слегка высокомерное выражение вновь проступило на лице парня.
Но это до медпункта, не дальше.
Испытывал ли я удовлетворение, от того, что не сообщил ему нюанс относительно медсестры? Пожалуй нет. Как и любые другие эмоции. Мне было просто пофиг. Я, в конце-концов, не бесплатная справочная. Если он перевёлся в нашу школу, то должен был хотя бы разузнать немного местную обстановку. Но раз нет, значит нет. Ничто не учит лучше, чем собственный негативный опыт.
Сколько шишек я набил в своей прошлой жизни, не сосчитать. Зато теперь на те же грабли не наступаю, по возможности.
К тому же, по доброте душевной поможешь кому-нибудь один раз, так ведь этот подлец тут же решит, что теперь ты ему обязан помогать всегда. А когда пошлёшь, непременно обидится и будет подлецом называть уже тебя. Прав был тот неизвестный афорист, который сказал, что добро никогда не остаётся безнаказанным. Так что лучше никому не помогать, тогда плохого слова про тебя сказать тоже будет некому.