Наследник волхвов

Зайцев Михаил Георгиевич

– Пардон, Михаил Валерьяныч. Извините, что перебиваю, но вы же знаете, мне нужно закончить сценарий телепередачи про Еритницу, – соврал Игнат. – Попозже заходите, ладно?

– Вы правы, загляну позже. Извините, Игнат Кириллыч.

Дверь тихо закрылась, Сергач продолжил писанину.

«Активно поддерживая репутацию «плохих» и опасных мест близ Еритницы, староста создавал комфортные условия для промысла так называемых «черных археологов». Еще их называют «трофейщиками».

Он познакомился с «трофейщиками», когда учился в ЛГУ. Лихие парни лазали по Синявинским болотам, что в окрестностях Питера, искали и находили оружие времен Второй мировой, реставрировали ржавые автоматы, винтовки, пистолеты

и выгодно их продавали.

А в лесах вокруг Еритницы сохранились нетронутыми партизанские склады, целые арсеналы стреляющего и взрывающегося железа, заботливо и со знанием дела законсервированного, надежно спрятанного, готового к применению – только масло сотри.

Староста сызмальства знал тайные тропки к огнестрельным сокровищам и кладам боеприпасов. На одной из таких тропок и подорвался мальчишкой, вследствие чего превратился в подмигивающего, подмаргивающего или пучившего глаза заику, с полным набором юношеских честолюбивых комплексов.

Подававший надежды заикающийся аспирант бросил учебу, плюнул на карьеру ученого-бюджетника и вернулся на родину, алча сказочных барышей. Под гипнозом он сознался в отцеубийстве. Он извел собственного отца, чтоб унаследовать власть в деревне и организовать сверхприбыльный оружейный бизнес, скооперировавшись с ленинградскими дружками-»трофейщиками». Николаиты сочли смерть прежнего старосты естественной, честолюбивый заика был умен, очень умен и очень хитер, что совсем не одно и то же.

«Андрей», – шепнул на ухо гипнотизерше Федор.

«Как погиб москвич с телевидения? Говори!» – произнесла Глафира Ивановна, а я, помню, подошел к старосте поближе, так как он заговорил тише и быстрее.

Андрея убил «черный археолог». Застрелил.

Репортер из Москвы добрался на попутке до векового дуба, до поворота к Еритнице. До хутора шел пешком, там дед Кузьма предложил москвичу отдых, а бабушка обед. Андрей перекусил, но отдыхать отказался. Добрый дедушка Кузьма Варфоломеевич одолжил Андрею велосипед – мол, на двух ногах путь до Еритницы долог, а на двух колесах, да еще под горку, ехать быстро и приятно, дескать, будешь возвращаться и вернешь велик.

Андрюха трепался с хуторянами, а в это время, так уж совпало, из Еритницы вдоль опушки, вдоль речки, шли с добычей «трофейщики». Дед Кузьма и бабка Капитолина, конечно, хотели как лучше, хотели запустить неугомонного репортера по желобу дорожной колеи, как шар в боулинге. И Кузьма Варфоломеевич связался по рации со старостой, и ждал Андрюху в деревне радушный прием. Никто и не подозревал, что Андрюха свернет к речке, к опушке и совершенно случайно наткнется на «трофейщиков», один из которых – сгоряча, с перепугу – выстрелит в неожиданного встречного и попадет ему прямо в сердце.

Зачем? Почему Андрей свернул? Этого мы никогда уже не узнаем. Вполне вероятно, заметил движение в подлеске и пошел посмотреть, чего там делается. Парень он был импульсивный и, как принято говорить, себе на уме. Был. К сожалению величайшему, приходится писать о нем в прошедшем времени.

А о старосте «был» я пишу с чувством глубокого удовлетворения. После гибели старосты, безусловно, осложнятся поиски «трофейщика», направившего ствол на Андрея и спустившего курок, однако если бы Федор не сломал гаду шейные позвонки, то оборотень отделался бы всего-навсего тюремным сроком. Учитывая всякие там амнистии и апелляции, глядишь, год-два-пять спустя он бы и освободился, волк позорный.

Дело было так: Глафира Ивановна вывела старосту из состояния гипноза, и он сразу, с ходу бросился на меня. Почему именно на меня – ума не приложу. Фокин, между прочим, находился от него гораздо ближе. Староста сидел связанный на

стуле, я стоял поодаль, действие стимулирующей таблетки мало-помалу проходило, я стоял слабый и рассеянный, думал о том, что всякая мистика в конечном итоге является маскировкой грубой алчности, что «лохотрон» и «мистицизм» – понятия сопряженные, что страна наша погружается в пучину суеверий, и этим пользуюсь не один я, авантюрист-прорицатель, но и гады вроде отцеубийцы-старосты. Я стоял, погружался в собственные мрачные мысли и боролся с недомоганием, а староста оттолкнулся от пола связанными ногами, пролетел пару метров и «взял» меня «на колган», сиречь боднул головой в ребра. Я упал, он шмякнулся сверху, руки у него были связаны за спиной, но челюсти двигались. Он хотел сделать то же, что и я, привязанный к сосне, он хотел доползти до моего горла и перекусить яремную вену. Я не видел прыжка Федора, староста сломал мне «колганом» ребро, и в глазах помутнело от боли. Зато я отчетливо слышал хруст шейных позвонков – Федор схватил старосту за подбородок, собирался его оттащить от моего горла, но поспешил и не рассчитал силы. Или черт попутал Федора, и он плюнул на сложности грядущего расследования и сознательно дернул чуть посильнее? Плюнул на психованного солдата, спустившего курок, и убил «генерала». В переносном смысле, разумеется. Не похож был староста на генерала. Как здорово писать о нем «был»! Один Витька, наверное, способен меня понять. И, может быть, Федор.

Я снова отвлекся, пардон. В последнее время частенько общался с Валерьянкой, видать, заразился от него вирусом словоблудия.

Итак, продолжим, а вернее, закончим рукопись скорее, пока не закончились запасы чернил.

Мы знали, что баба Глаша «качает мазу» в районе, иначе говоря, «пальцует», однако я, например, не ожидал, что авторитет «русской Ванги» столь велик. Павел куда-то сбегал, Петр куда-то смотался – и через полчаса после гибели старосты в избушке «ясновидящей» стало тесно от ментов, врачей и административных шишек села Мальцевка. Через час меня уже везли в Сидоринск, в больницу, а оттуда в Мальцевку мчались опять же менты, врачи и разнообразные шишкари, в том числе и бандитский предводитель Бубликов-старший и какой-то крутой урка по кличке «Батя».

Федору и Фокину обеспечили связь с Москвой, обеспечили и свидетелей, подписавшихся под протоколом, согласно которому староста погиб в результате неудачного падения со стула. Ну а лично мне была обеспечена помощь самых квалифицированных районных эскулапов, палата «суперлюкс», любовь и забота.

Мне предлагали отправку в Москву, в столичное лечебное заведение, но я отказался. Фигушки где-либо, хоть в Москве, хоть в Швейцарии, за мной будут так ухаживать, причем на халяву, что особенно приятно и отнюдь не маловажно. Единственное, что напрягало, – визитеры. Все местные бароны, графы, герцоги, баронессы и кардиналы, особенно «серые» кардиналы, – все спешили засвидетельствовать мне свое почтение. Из троицы героев я один остался в провинции. Витька и Федор умчались в Златоглавую и Первопрестольную. Завтра они возвращаются: Фокин вместе со съемочной группой, Федор в компании военных и высших милицейских чинов. Завтра я выписываюсь. А мог бы, кстати, и неделю назад – ребро давно не беспокоит. Завтра в Еритнице состоятся съемки «Большого репортажа», в котором я приму участие в качестве одного из ключевых персонажей.

Про то, что я пишу сценарий «Большого репортажа», – вранье. Меж тем я сумел убедить Валерьянку, что занят, очень занят написанием сценария. И даже придумал ответ на его вполне резонное: «Как же режиссер успеет прочесть столько страниц рукописного текста за несколько часов до съемки?» Я ответил: «Режиссер на основе моих текстов сочиняет закадровый комментарий во время студийного монтажа отснятого материала. Зато Витька Фокин обещал по дружбе оформить аванс из расчета объема рукописи, ферштейн?»