Наследник
Шрифт:
Я посмотрел на безмолвную толпу. И если раньше в их глазах ничего не было, то сейчас безразличие и покорное смирение сменилось страхом. Прекрасно! Хотя бы какие-то чувства появились – уже прогресс.
– Т-т-т, – заикаясь, попытался что-то из себя выдавить человек, у которого я забрал лопату.
– Ну говори! Всё хорошо, – подбодрил я мужика. – Ты молодец. Благодаря тебе спасены десятки твоих родных и товарищей. Давай! Ты сможешь! Сделай глубокий вдох, затем выдох, снова вдох и говори.
– Т-ты убил благородного, – пустил петуха бывший владелец лопаты.
– Какого благородного? – я
– А эт-то тогда к-кто? – он указал на валяющий фрак дворянина.
Я поднял костюмчик и стряхнул остатки праха. А ткань-то ничего такая! Мягкая и прочная. И материал интересный – не было такого в моем мире.
Рядом валялись медальон, шпага и кошель синего цвета. Сразу же прибрал из себе, ибо нечего им лежать без дела. Признаюсь, фехтовать я особо не умею, но лучше иметь такое оружие, чем кочергу или лопату. Я не знаток и не ценитель, но вижу, что сталь-то дрянная. Дешевка, а не сталь. Я нелепо взмахнул добытым трофеем – клинок со свистом рассек воздух. Да… Смотрюсь с этой штукой похуже, чем корова с седлом. Да даже тот смешной петух с мамкой-наседкой, если бы надел боксерские перчатки, выглядел бы менее потешно. Мне бы ножичек какой. Желательно из Ворсмы или Златоуста – есть такие городки в России. Они и в руке хорошо сидят, и обращаться я с ними умею. А это… Я сплюнул.
На вопрос мужика отвечать не торопился. Подошел к останкам другого аристократа. Ну здесь вообще всё печально. И кошелек фиолетовый, и шпага ещё более изношенная, и ткань на одежде никудышная. Но вот амулет выглядит покачественнее. Для чего он, интересно, нужен? Или это цацка обычная? Я, погляжу, тут любят вешать на себя всякое, как девки на выданье.
– Ты спросил, кто это такие? – поинтересовался я, шаркая ногами по пыли. – Никто. И звать их никак. Да и не было тут никого. Ты вот видишь сейчас кого-нибудь?
– Нет, – непонимающе сказал мужик.
– Вот и я нет.
– Из-за тебя мы все умрем! – раздался женский визг со стороны лестницы.
– Все – это кто? Назови хотя бы одного человека.
– Я! – пискнула баба.
Вот интересно: это у меня с мозгами что-то не то, или они действительно ничего не понимают?
– И почему ты умрешь? – спросил я. Ситуация доходила до полнейшего абсурда. Она теперь стояла первой в очереди на эшафот.
– Потому что ты убил благородного. А благородного невозможно убить.
– И как же я его убил, если его невозможно убить?
Повисла долгая пауза. Рука стоящего рядом со мной болванчика засветилась. Вспоротая вена затянулась прям на глазах. И как это обычные люди подчиняются дворянам-недотепам? Да если такой потенциал направить в нужную сторону, то можно горы свернуть. В прямом смысле этого слова.
– Эй, ты, – обратился я к переносчику трупов. – Когда рану затягиваешь, то всегда появляется сияние?
– Ыыы, – многозначительно ответил болванчик.
– Всегда, – крикнул хозяин лопаты. Его голос звучал более уверенно. – Только у благородных повреждения заживляются без магии. Почему ты об этом не знаешь?
– А вот почему! – среагировал я, демонстративно задирая рукав.
Эх, как не хочется этого делать, но, видимо, придется. Раз появился шанс, его нельзя упускать. Вот только передо мной стоял выбор: использовать шпагу
Я вогнал стекляшку в тыльную сторону руки и провел вниз. К локтю устремилась струйка крови. А ведь у меня она какая-то необычная. В ней прослеживаются золотые прожилки. Интересно, конечно. Но об этом буду думать позже. Сейчас нужно убедить этих баранов в своей исключительности.
Кожа затянулась, а по толпе пронеслись шепотки:
– Благородный. Это благородный.
– Молчать! – рявкнул я. Народ тут же утих. А неплохо, но теперь надо закрепить. – На колени! – человеческая масса без слов и возражений плюхнулась на конечности. – Встать! – народ поднялся. Вот и прекрасно. Одной проблемой меньше. – Ты! – я указал на бывшего владельца лопаты. – И ты, – палец ткнул в женщину, стоящую около лестницы. – Оба ко мне.
Два человека, не задавая вопросов, забрались на эшафот. Наконец-то у меня появилась возможность нормально поговорить с обычными людьми. А раз эти двое осмелились подать голос, значит и в личном общении с них будет какой-то прок.
Остальным я приказал сгрузить склянки с кровью на землю, разобрать сцену и засыпать яму.
– Значит так, – начал я, обращаясь к своим новым информаторам, – я сейчас задаю вопросы, а вы отвечаете. Если вопрос покажется странным, необычным или таким, про что все знают, всё равно отвечаете. Понятно?
– Да, благородный, – ответили хором осведомители. Они низко склонили головы и не решали поднимать на меня взгляд.
– Если всем прикажу, – я обвел рукой толпу, – не рассказывать о том, что тут произошло, все будут молчать?
– Да, – ответил мужик. Его тело тряслось, а зубы стучали.
– А если другой аристократ прикажет рассказать? – спросил я, уловив несоответствие.
– Это право первого, – пропищала женщина.
А… Право первого. Как же я сразу не догадался? Это ведь всё объясняет! Чувствую себя прямо как в тот момент, когда правнуки пытались мне объяснить, что они делают за компьютером. Они мне что-то говорили про танков (да-да, именно так – танков, а не танки), агро-зоны, мобов. И ещё называли десятки терминов. Я тогда усиленно кивал, делая вид, что что-то понимаю. Не хотелось обижать их. А вот на этих трясущихся людей мне, откровенно говоря, плевать. Или я себя успокоить пытаюсь? Я ведь вижу три десятка трупов за сценой.
И всё-таки стоит выяснить, чего уж это их так колбасит. Отходняк, что ли, начался? Бывает и такое. Иногда во время боя мозги работают как часы: ты всё видишь и подмечаешь, слышишь команды и отдаешь их, реагируешь на все движения. И даже мыслить начинаешь намного быстрее и четче. А потом, когда сражение заканчивается, ты лежишь и тебя трясти начинает. Тело само по себе колотится, и ничего с этим нельзя поделать. Такое особенно у желторотиков часто бывает. Но все со временем привыкают. И эти в скором будущем привыкнут. Или сдохнут. Но всё-таки стоит узнать, что с ними творится. Ведь не похоже, что они смерти боятся. Так что я задал этот вопрос, но ответ меня удивил: