Наследники Авиценны

Автор неизвестен

Рассказывала очень добрая, домашняя бабушка, похожая на старушку-сказочницу из передачи "В гостях у сказки". Она округляла глаза и понижала голос, делясь с нами страшными сведениями:

– Правильно! Они живут... в лесу! на ёжиках... хомячках... зайчиках!...

А про пауков наш грузин Каха, спеша добить улепетывающую мысль, написал очень быстро, без запятых:

"После полового акта самка поедает самца и откладывает яйцо в кокон которого она носит собой".

Палочки должны быть попендикулярны.

Еще у меня

был альбом для изготовления порнографии. Дело в том, что я подолгу срисовывал с микроскопа какие-то личинки. Под микроскопом они выглядели вполне целомудренно. Зато на бумаге все казались одинаковыми пенисами, многократно пораженными сифилисом.

И где этот альбом?

Инкубы и суккубы

Оглядываясь на мою докторскую жизнь, я постоянно задаюсь вопросом: когда за мной начали увиваться бесы?

В них никогда не было недостатка, и я постоянно попадал под влияние какого-нибудь Ноздрева. Видимо, именно к этой мертвой душе у меня есть внутреннее сродство.

Но поначалу, когда я работал в поликлинике, все шло прилично, и я был вполне респектабелен. Ну, приду, бывало, не вполне свежий, но это как-то легко переносилось и не давало резонанса. А дальше я вижу себя уже в моей знаменитой больнице, и все идет совершенно неприлично. Меня давно интересовал переход: когда же эти бесы обозначились явно и стали на меня притязать?

Мне кажется, что все началось в последние недели петергофской поликлиники.

Тогда наметились знаки.

Сперва ко мне в кабинет явилась какая-то рослая медсестра, которую я прежде не видел. Карточки принесла или что-то еще. И что-то сказала, несусветное. Я поднял голову и машинально спросил: "Что вы имеете в виду?" И она ответила предсказуемо: что имею, то и введу. Старо, как мир, но я не давал повода. Это было нечто новое. Я внимательно к ней присмотрелся, но она уже ушла, а я все смотрел.

И тут же мне дали нового шофера.

Не то чтобы я ездил на вызовы с персональным шофером, они менялись, но этого раньше тоже не было, а когда он стал, меня почему-то стали исправно к нему сажать.

Это был молодой человек, мой ровесник, очень веселый и словоохотливый, крайне покладистый.

– Их всех надо трахнуть!
– говорил он дружески, крутя баранку.
– Я всех трахнул.

Я молчал, изумляясь придворным парамедицинским тайнам.

– Что же, - спрашивал я после паузы, - и начмеда можно трахнуть?

Меня это почему-то живо интересовало. Меня терзали неясные, опасливые желания, которые я не решался сформулировать. В начмедах у нас ходила симпатичная, но очень строгая дама немногим старше меня.

– И начмеда трахнем!
– убежденно отвечал шофер.

– Я ее почти трахнул, - признавался он чуть позже.

Вот оттуда пошло все дальнейшее, с этого "трахнем" во множественном числе, будто все уже было решено и неизбежно.

– Спиртику!
–

позвал меня шофер в гараж.

Я не хотел спиртику, но власть шофера надо мной была неимоверной.

Мы выпили спиртику, и тут в гараж пошла та самая медсестра. Я поспешил на выход и услышал ее слова: "Почему ты не сказал мне, что здесь Смирнов?"

Я до сих пор не знаю, к добру или к худу было ее незнание.

Дело так и закончилось ничем, но это была увертюра. Мне все еще казалось неправильным пить с шофером и медсестрой в гараже.

Вскоре я уволился.

Но демоны уже поджидали меня; они заранее разделились для верности на многие, многие персоны, и караулили.

Ксенофобия

Болеть неприлично.

Потому что любая болезнь - откровенная ксенофобия.

Даже убежденные либералы не свободны от первобытного греха иммунных реакций. Любое проникновение извне немедленно объявляется враждебным. Тупые антитела ведут себя настолько агрессивно и неразборчиво, что даже стыдно как-то находиться в культурном обществе.

Попытки примирения с возбудителями сифилиса, туберкулеза и проказы, давнишними соседями по планете, выглядят неуклюжими и лицемерными.

Все это оправдывается наглым изоляционизмом и бредовыми представлениями о видовом превосходстве, естественно приводящими к бытовому расизму, воинствующему половому натурализму и прочей необоснованной спеси.

Цивилизованный человек должен быть выше пещерных биологических реакций.

Стыдно, господа. Давайте научимся жить в гармонии с миром и не раскачивать лодку.

Наследие доминиканцев

Приятель-доктор читал мне книжку: "Основы судебной медицины", Медгиз, 1938 год, под ред. проф. Попова.

Первичные признаки смерти:

"Проба Жоза: кожу схватывают клещами.

Проба Дегранжа: инъекция кипящего масла в сосок.

Проба Розе: удары по пяткам.

Стальная игла, воткнутая в тело, у живого через полчаса теряет блеск.

Введение в вену флюоресцина вызывает у живого окрашивание кожи в желтый цвет. Проба опасна для живых ввиду развития гемолиза.

Стальная или платиновая игла, вколотая в сердце, у живого будет в движении".

Раздел "Огнестрельные ранения":

"Французские авторы так характеризуют выстрел в упор: "ничего снаружи, все внутри". Это не совсем так. При наших многочисленных опытах со стрельбой из нагана в упор даже при сильном надавливании ствола вокруг пулевого отверстия получалось кольцо копоти".

Перекур

Кардиологическая бригада любит психиатров.

С ними всегда отдыхаешь душой.

Сидит дежурный психиатр на телефоне, перебирает карточки:

– Девяносто девять! Сейчас сотый будет.