Наследники империи
Шрифт:
— Чего это они глазеют на меня, как на чудо заморское? поинтересовалась девушка, когда сборы, в которых ей с Тарнаной пришлось принимать самое непосредственное участие, закончились и они забрались в трехместное седло, притороченное к спине могучего гвейра. Сидевшая впереди нгайя — грузная женщина преклонных лет, покрикивавшая на пленниц гортанным простуженным голосом, пока те помогали собирать шатер, — в отличие от своих соплеменниц не проявила к Лив ни малейшего интереса, и дувианка решила, что та не будет возражать, если она задаст Тарнане десяток-другой вопросов.
— Слух о том, что в становище появилась девушка с невиданными в здешних краях золотистыми волосами, возбудил любопытство всего племени.
Тарнана, похоже, сильно стосковалась по собеседнице, и вскоре Лив уже знала, что ее товарка по несчастью была после смерти матери отдана односельчанами Черным Девам в качестве уплаты долга и уже свыклась с мыслью, что жить ей осталось недолго. Нгайи не скрывали, что собираются откупиться ею от крылатых Сыновей Оцулаго, и такая же судьба ожидает дувианку. Слушая худосочную, низкорослую девушку с невыразительными чертами маленького лица, Лив поначалу удивлялась спокойствию, с которым та повествовала о грядущем жертвоприношении, но по мере того, как Тарнана посвящала ее в подробности жизни у нгайй, дувианка начала понимать, что рассказчица воспринимает близкую смерть как желанное избавление от домогательств Дев Ночи и ничуть ие страшится уготованной ей участи. Обычаи нгайй показались дувианке в высшей степени омерзительными, но особого потрясения она не испытала — чего-то подобного следовало ожидать от племени женщин, ни во что не ставящих своих мужчин.
Видя, что золотоволосая пленница слушает ее с неослабевающим интересом, Тарнана болтала без умолку, и Лив, не прикладывая к тому никаких усилий, узнала, что совсем недавно от кочевниц сбежали две девушки: нгайя и светлокожая рабыня, по описаниям — вылитая Батигар. Посланный за ними отряд долго обшаривал степь и в конце концов вместо беглянок наткнулся на дувианку и ее спутников, которых, по словам Тарнаны, тут же передали на попечение пастухам. Услышав, что Мгала с Бемсом собираются определить подпасками, Лив хихикнула, а припомнив, что нгайй. не потрудились даже связать мужчин — о кандалах здесь, судя по всему, слыхом не слыхивали, — испытала небывалый прилив веселья и посочувствовала кочевницам, принявшим смертельно ядовитую ихейю за безобидного шипуна. Она не сомневалась, что, оправившись от дрожницы, северянин попортит шкуры немалому количеству кочевниц и вряд ли его остановит хвастливое присловье их о том, что «хоть степь и велика, а скрыться в ней от Дев Ночи и ящерица не сумеет». В голой степи, может, и не сумеет, а во Флата-рагских горах?
За разговорами время прошло незаметно, останавливаться на привал нгайй, пока не начался дождь, не собирались, и, только получив от молчаливой Кукарры мешочек с тонкими ломтиками сушеного мяса и флягу с водой, Лив заметила, что день близится к концу. А чуть позже налетевший ветер разогнал низкие тучи, и прямо перед собой девушка увидела Флатарагские горы, вершины которых были озарены лучами заходящего солнца. Самого солнца по-прежнему видно не было, но блеск его лучей, в которых выкрошенные временем и непогодой утесы сияли словно выкованные из красной меди, заставил Лив улыбнуться, преобразил личико Тарнаны и взбудоражил даже безучастную ко всему Кукарру.
— Горы Оцулаго! Вай-дай! Урамба! — приподнявшись в седле, каркнула она простуженным, скрипучим голосом, похожим на скрип несмазанной двери. И тут же напоминавшую непролазное болото степь
— Вай-дай! Урамба! Хай-барарамла!
Всадницы погнали гвейров вперед, и те, поднимая фонтаны грязи, затопали так, что от тяжкого скока их вздрогнула земля и заколебались древние скалы. Последнее, впрочем, лишь померещилось дувианке, мгновением позже догадавшейся, что марево, подернувшее вершины, вызвано начавшимся где-то в предгорьях дождем. Далекий гром еще более определенно возвестил о приближении грозы, но нгайй продолжали скакать так, будто за ними мчалась стая разъяренных глегов.
— С ума они, что ли, посходили? — простонала Лив, подпрыгивая в седле и громко клацая зубами.
— Они хотят достичь места, пригодного для ночлега, прежде, чем пойдет дождь! — крикнула Тарнана в ухо дувианке, придерживая ее обеими руками за талию.
— Зар-разы! Так я себе всю корму отобью! — выругалась Лив, которой скачка на летящем во весь опор гвейре с непривычки казалась настоящей пыткой.
Предчувствия ее не обманули, и к тому времени, как нгайи достигли хорошо известного им пологого холма, а самые расторопные уже принялись устанавливать на его вершине каркасы шатров, «корма» дувианки нестерпимо болела и покрылась, надо думать, огромными синяками. Спрыгнув с гвейра, девушка с трудом устояла на ногах, и звуки, непроизвольно вырвавшиеся из-за стиснутых от боли зубов ее, больше всего напоминали шипение той самой ихейи, с которой она сравнивала недавно северянина. Начавший накрапывать дождь и отрывистые выкрики Кукарры, которая на ломаном языке бай-баланцев пыталась втолковать пленницам, как надобно ставить шатер, не способствовали умиротворению Лив. Соскочившие с других гвейров кочевницы, понаблюдав за тем, как светлокожие пленницы силятся воткнуть в землю одну опорную жердь, в то время как Кукарра успела поставить полдюжины, со смешками отстранив их, взялись за дело сами и действовали так сноровисто, что это еще больше озлобило дувианку, привыкшую к тому, что любая работа спорится в ее сильных и ловких руках.
— Увы, светлокожие женщины не годятся ни на что иное, как ублажать Сыновей Оцулаго! — раздался неожиданно за спиной Лив насмешливый голос, и она, вздрогнув, как ужаленная, и стремительно обернувшись, увидела высокую статную девушку, в которой сразу узнала Очивару — предводительницу взявшего ее в плен отряда нгайй.
— Не удивительно, что светлокожие мужчины помыкают ими, если даже вогнать жердь в землю представляется им непосильным трудом, — продолжала Очивара, пренебрежительно кривя губы и нарочито пристально разглядывая Лив. Ковыряться в земле, потакать скотской похоти мужчин и жрать жидкие, как бычьи лепешки, каши — вот все, на что вы способны!
Бросив беглый взгляд по сторонам, дувианка убедилась, что их с Тарнаной окружило около десятка пришедших вместе с Очиварой нгайй, а те, что помогали Кукарре натягивать на каркас шатра полотнища из бычьих шкур, бросили свою работу и с интересом наблюдают за разыгрывавшейся перед их глазами сценой.
— Учави! Да ты, златовласка, еще и язык проглотила со страху? — Очивара ткнула пальцем в сторону Лив и обернулась к подругам: — А помните, как она схватилась за меч? Представляете, она-то с мечом? — на этот раз обращалась Дева Ночи уже к помощницам Кукарры.
Раздавшийся среди нгайй смех и выражение испуга, застывшее на лице Тарнаны, очень не понравились дувианке, и, сдерживая душивший ее гнев, она оценивающе оглядела Очивару. Широкоплечая, мускулистая нгайя была на полголовы выше и года на три старше ее — вряд ли ей больше двадцати пяти — двадцати шести лет. Узкие бедра, крепкие ноги, торчащие в стороны тугие пирамиды грудей. На шее ожерелье, на руках медные браслеты, из одежды только короткая юбка, поддерживаемая ремнем, к которому подвешен длинный нож в кожаных ножнах.