Наследники

Карочка

Гарри сумрачно кивнул — он ничего не мог понять. То он магус — то нет…

— Тогда кто же я? — спросил он.

— Не знаю, — откинулся на спинку кресла директор, — я поработаю над этим… кстати, мне понадобится кое-что. Протяни руку и скажи — Экедо Мерфиони Люминумус!

Гарри повиновался. И как только заклинание сорвалось с его губ — его ладонь кольнуло холодом, и из нее вылетела маленькая звездочка света. Дамблдор резво накрыл ее откуда ни возьмись взявшейся баночкой и закрыл ее крышкой.

— Это была частица магии, — пояснил он, кладя «частицу» на стол, — я поработаю над ней.

Повисла короткая тишина, но вскоре ее прервал Гарри.

— Что происходит в мире, директор? — спросил он, смотря на звездочку в банке, — хаос? Или что?

— О нет, Гарри, — улыбнулся Дамблдор, — никакого хаоса. Волан-де-Морт действует четко и спокойно. В его владениях пресса, но люди думают, что это министерство высылает им газеты из подполья. В «Ежидневном Пророке» пишут, что Волан-де-Морт восстал, надежды нет, надо идти на службу Волан-де-Морту. О! Чуть не забыл! В первом же выпуске после падения министерства написали, что ты мертв.

Гарри показалось, что его ударили по голове чем-то увесистым.

— Я… мертв?! — воскликнул он, вдруг вспомнив, как странно на него все посмотрели, когда он упомянул падение министерства.

— Да, — спокойно ответил Дамблдор, — это, как ничто другое вселяет в людей мысль, что надежды нет. А мы даже не можем опровергнуть эту новость — с любыми митингами, листовками и отдельными людьми, распространяющими информацию, пожиратели смерти справляются за день. Ситуация в мире ужасна, но спокойна, — вдруг помрачнел директор, — министерство пало, столько людей погибло. Умерли мистер Диггори, мистер Джордан, Паркеры, Барти Мартис, — Джессика судорожно вздохнула и по ее щеке потекла слеза, — Артур и Перси Уизли пропали без вести. И это не полный список наших потерь.

Глава 10. Странности начинаются

Кабинет погрузился в тягостное молчание. Джессика тихо плакала в свой платок, Метью поджал ноги и положил подбородок на колени, печально смотря в пространство, Дамблдор смотрел на перо, зажатое в пальцах, а Гарри мрачно чуть покачивался в кресле, размышляя.

Как наверное страдает Рон… и Фред, Джорд, Миссис Уизли, Джинни… Как такое происходит? Столько хороших людей погибает и пропадает без вести… теперь мы даже не знаем, где Перси и мистер Уизли. Живы ли? Мертвы ли?… да еще у Джес столько потерь… сначала родители, потом друзья… Джордан… наверное отец Ли. Еще один страдающий человек… сколько людей еще умрет?

— Слава богу, мы убили хотя бы Слизерина, — неожиданно сам для себя вслух сказал Гарри.

Директор вздрогнул, и перо выпало из его руки.

— Кхм, — прочистил горло он, — боюсь разочаровывать тебя, Гарри, — аккуратно начал он, — но… увы, Слизерин остался жив.

Это известие так ошеломило Гарри, что последующие несколько секунд он просидел, уставившись круглыми глазами на директора, и беззвучно открывая и закрывая рот. В конце концов, он сглотнул и просил сухим голосом:

— К-как, остался жив?

— Мы же его… — слабо начала Джес, — он же…

— Да я знаю, — суетливо бросил Дамблдор, вставая, — я помню, что вы рассказывали мне. Но… он остался жив.

Дамблдор подошел к своему шкафу и распахнул его.

— Недавно я ходил по Хогвартсу и нашел одну странную комнату. Там были четыре статуи, — директор вернулся к столу, сбрасывая на него новые свитки, — четыре статуи основателей. Вернее это была композиция, но весьма отображающая действительность. На ней была изображена Хельга Хаффлпаф, сидящая на коленях и держащая в руках мертвого Годрика, полусидящего, на руках которого лежала Равена Равенкло, тоже мертвая. А перед ними, сжимая грудь, на одном колене сидел Слезерин, но все-таки улыбался. А на постаменте была выгравирована надпись: «Образ не умер, пока натура жива».

— И это значит, что Слизерин жив? — спросил Гарри, услышав слабость в своем голосе.

— Да, — кивнул Дамблдор, изучая свитки, — да… Орден разрабатывает план, по его уничтожению… хм, — Директор отвлекся от разговора, отмечая палочкой какие-то пункты, — да, так я и думал, — он поднял взгляд на ребят, — собрание Ордена будет не скоро, в связи с недавними событиями. Хм… учебный год начнется на следующей неделе, то есть на три недели раньше положенного срока. Джессика, твои ребята должны сопутствовать учеников. Пусть поезд защищен…

— Я могу ехать с ними? — спросила Джессика, вытирая платком слезы на щеках и успокаиваясь.

— Нет, — качнул головой Дамблдор, — боюсь, я не могу позволить тебе этого. На этот раз ты останешься в Хогвартсе.

— Я не против, — к удивлению Гарри, кивнула Джес, — боюсь, я не слишком здорова, что бы кого-то защищать.

Дамблдор улыбнулся, явно довольный, что Джессика не стала спорить, и повернулся к Метью.

— Метью, мальчик мой, — мягко сказал он, — ты будешь жить в Хогвартсе. Временно твоим опекуном будет профессор Вектор, дальше уже может кто-нибудь другой возьмет эту обязанность. Гарри, ты можешь отвести его? Это в северном крыле, окало кабинета профессора Синистры.

Гарри кивнул и с готовностью встал.

— Но, сначала доведи Джессику до больничного крыла, — мягко улыбнулся директор, — еще не хватало, что бы она упала в обморок по дороге туда.

Гарри снова кивнул.

— Хорошо, — сказал он, подавая руку Джессике и помогая ей встать, — директор, вы случайно не знаете, какой пароль в Гриффиндорскую гостиную?

— Во время каникул пароли не работают, Гарри, — ответил Дамблдор, — и кстати, Толстая Дама выявила желание отдохнуть от долгой работы и у вас теперь новая картина на входе, — директор лукаво улыбнулся.

— Надеюсь, не сер Кедоген, — улыбнулся Гарри, вспоминая старого рыцаря.

— Нет, — счастливо улыбнулся директор, — увидишь.

Глава 11. Портрет

Их шаги, гулко раздававшиеся в тишине коридоров, вторились эхом и тихо исчезали. Такой знакомый маршрут — до больничного крыла. Столько раз он здесь был, то с бескостной рукой, то с обмороком от дементоров… столько воспоминаний. Гарри вспомнил, как он вместе с Роном навещал Гермиону, ставшую наполовину кошкой, и нахмурился. Его лучшие друзья думают, что он мертв. Что они чувствуют? Может, они уже его забыли? От этой мысли ему стало плохо, но он тут же пристыдил себя, за то, что так мог подумать о Роне с Гермионой. Ведь они всегда были его лучшими друзьями…