Наследство
Шрифт:
– Расскажите мне о себе, Дориан – вы ведь не против, чтобы я называла вас Дорианом, раз уж вы зовёте меня Корнелией?
– Против? Что вы! Нет. Зовите, я буду только счастлив.
– Приятно осчастливить кого-то такой ерундой. Ну, так, Дориан? Расскажите, как живёте вы? Грезите о любви или купаетесь в ней? Ваши комнаты богаты, а постель? Постель, наверняка, согревает кто-то каждую ночь?
Он поднял бокал вина и поиграл им, заставив алую жидкость слегка поволноваться, раскачиваясь. Смех у него был таким же тихим и мягким,
– Вы правы, моя жизнь тоже не слишком-то богата событиями. Я мечтал, что когда-нибудь в неё войдёт кто-то вроде вас…
– Даже так?
– И она станет много насыщеннее и ярче.
– Вы правда надеетесь, что я, словно маленькая девочка, куплюсь на такие банальные речи?
– Банальные?
– Ну, да. Вы не слишком-то оригинальны.
– Думаете, что я обычный охотник за приданым?
– Думаю, вы считаете себя очень умным и хитрым охотником за приданным, способным обвести вокруг пальца как старушку, так и юную деву. А во мне видите лёгкую добычу, которой вполне хватит парочки комплиментов, чтобы упасть в ваши объятия спелым яблочком.
Если на рассчитывала задеть его, но просчиталась. Дориан нисколько не выглядел обиженным или сколько-нибудь раздосадованным. Улыбка по-прежнему не покидала его сухое, смазливое лицо, взгляд оставался острым, пристально-внимательным, словно он заранее пытался предугадать её желания, с тем, чтобы исполнить, а слово – с тем, чтобы парировать.
– Я бы ничего против не имел против такого наливного яблочка даже без приятного бонуса в виде приданого. Вы сами по себе куда более лакомый кусочек, чем думаете, Корнелия. У вас такое красивое имя. Звучит, словно музыка. Вы любите музыку?
– Мне больше нравится живопись, но да – и музыка тоже. Уверена, вы уже в курсе того, что, в своё время, я пыталась рисовать, но, так сложилось, что цифры победили цвет и тени.
– Райский сады весьма живописное место. Возможно, вы ещё вернётесь к вашим старым мечтам и сумеете их реализовать. Мечты должны сбываться. Хотя бы у таких хорошеньких девушек, как вы.
– А о чём ваши мечты, Дориан? Хотя мечты, вы правы, это для хорошеньких девушек с туманом в голове. Трезвомыслящие мужчины не мечтают – они строят планы, не так ли? И что в ваших планах?
– Попробуете угадать?
– Думаю, да.
Корнелия оперлась рукой на стол и опустила подбородок на тыльную сторону ладони, в упор глядела на красивое лицо собеседника. Вечерний свет смягчал его черты, придавая им завершённость и сияние, такое же, что исходит с полотен Тициана. Приглушённое освещение подчёркивало то, что ранее ускользало от её внимания: то, что кожа на его нижних веках была слишком тонкой и уже успела покрыться тонкой, едва-едва заметной сеточкой… даже не морщин, нет – лишь намёка на них. В уголках чутких губ с чувственным изгибом залегли мимические морщинки, неглубокие, но всё же…
– Я слушаю, – склонил Дориан голову к плечу, побуждая Корнелию говорить дальше.
– Вы из тех, кто желает получить всё и сразу. А сейчас вы ходите получить место под названием Райские сады. И ради обладания им вы смотрите на меня с таким интересом?
Он улыбнулся натянутой, холодной улыбкой.
– Вы ещё так молоды и наивны, Корнелия. Полагаете себя ключом, открывающим врата Эдема? Но на самом деле, – он подался вперёд, опираясь на стол обеими руками, склонившись над ней так близко, что она ощутила на своей коже его горячее дыхание и почувствовала непривычное, незнакомое волнение не только в сердце, но и в теле.
Губы его замерли над её ухом, и она услышала его вкрадчивый, медовый, как у змея-искусителя, голос, шепчущий: «На самом деле ключ – это я».
Перехватив её удивлённый, напряжённый взгляд, он приподнял бровь и заправил прядь волос Корнелии ей за ухо и отодвинувшись, вновь взялся за бокал вина:
– Ваше здоровье! – провозгласил он тост и сделав несколько глотков, вновь взглянул на Корнелию, словно бы прикидывая про себя, стоит ли говорить то, что собирался сказать или нет. – Раз уж зашла речь о мечте и живописи, не стану скрывать, я видел ваши работы.
– Видели? – тема явно задела девушку за живое.
– Да. Не стану скрывать, что следил за вами не только в последние дни, после смерти вашего дедушки. Ваша личность была интересна мне и раньше.
Корнелия сдвинула брови, хмурясь. Она пыталась понять, прислушиваясь к себе, насколько неприятно открытие того, что за тобой следят?
– С какой целью вы за мной наблюдали? Вас об этом просила моя родня?
– Нет, – покачал он головой. – Им достаточно было общих сведений. Я делал это по собственному почину.
– Зачем?
– Я же сказал, что ваша личность была мне интересна. Сначала потому, что вы были связаны с теми, кто жил в «Райских садах». Потом… потом были ещё причины. Несколько ваших картин я даже приобрёл для вашего дедушки. Парочку оставил себе.
– Даже так? Что ж? Наверное, я должна поблагодарить вас. Мои картины не особенно хорошо продавались, что и стало основной причиной того, что я больше не рисую.
– У вас нет на это времени. Понимаю. Но могу заверить, что картины, пусть и были на любителя, всё же были хороши. У них был стиль, вы прекрасно передавали атмосферу.
– Льщу себе надежду, что парочка из них действительно была хороша. Ну, это так, если без ложной скромности.
– Мне нравились ваши картины с призраками.
– Картины с призраками? О, нет!
– Да! Они привлекали внимание, брали за душу и… способны были напугать.
– Это была всего лишь проба кисти, все эти…
– Призраки? Всегда увлекался этой темой. Там, откуда я родом, к призракам относятся серьёзно и с уважением.
– Для меня призраки лишь метафора прошлого. Пугающие отголоски памяти, не более того.