Настоящая фантастика – 2014 (сборник)
Шрифт:
– Вот как… Значит, моего друга убил вериль. Шандор, получается, не сберег любовь, и вериль его покарал, так?
– Вериль всегда карает обоих.
Олесь стиснул челюсти.
– Каким образом вериль умудрился убить двух здоровых, полных сил и жизни людей? Говори, ну!
– Откуда мне знать, Олесь, – кожа Лаймы приняла обычный бледно-песочный оттенок. – Вериль у каждой пары свой. Но он никогда не терпит измены.
На похороны собралось почти все население городка. Олесь поймал себя на том, что с ненавистью глядит на докторшу. Это ведь она виновата, ожесточенно
Олеся заколотило. В двух десятках шагов кибернетические могильщики опускали в землю гроб с тем, что осталось от Шандора. Все, Шандора больше нет. А он, Олесь, так привык на него полагаться, что не знает даже, что теперь делать. Он скосил глаза на застывшую по левую руку заплаканную Лайму. Бросить ее к чертям, вот что надо сделать, причем немедленно. Если он не хочет, чтобы вериль угробил его так же, как Шандора.
Поздно, осознал Олесь миг спустя. Бросать поздно. Чем бы ни был на самом деле проклятый вериль, он уже вляпался в него, погрузился в него по уши. В двух шагах слева от Олеся стояла его смерть, которую он походя, невзначай подцепил два года назад. Миловидная, покорная, уютная смерть.
Что же делать, лихорадочно думал Олесь, механически пожимая руки подходящим выразить соболезнование колонистам. Может быть, просто удрать? Погрузиться в посадочный модуль, через шесть часов он будет уже на борту, вряд ли вериль дотянется до него через космос.
Дотянется, осознал Олесь. Уже дотянулся. В одиночку шансы малы, второй пилот необходим, он не сможет дневать и ночевать в рубке без сна, а значит, рано или поздно угодит в катастрофу. Что ж…
– Нам придется остаться здесь, – сказал Олесь лигирянке на третьи сутки после похорон. – Один с пилотированием я не справлюсь, мы погибнем в пути.
– А ты не хочешь оставаться, Олесь?
Олесь не ответил. Всего несколько дней назад он подумывал об этом. Шандора еще хотел уговорить, идиот.
– Если пожелаешь, мы останемся, Олесь. И если не пожелаешь, улетим отсюда прочь. Просчитывать курс я пока не умею, но обязательно научусь. А нести вахты могу уже и сейчас.
– Ты? – изумился Олесь. – Ты можешь нести вахту в пилотской рубке?
– Думаю, да. Я ведь умею почти все, что и ты, Олесь. А остальному вскорости научусь. Это вериль.
– Вериль… – растерянно повторил Олесь. – Вот оно что. Ты хочешь сказать, что вериль… Что он залез мне в голову и то, что там есть, перекачал тебе? Скопировал меня, так, что ли?
– Не знаю, – Лайма нервно пожала плечами. – Наверное, так. И не так.
Олесь смежил веки и с минуту стоял молча, покачиваясь с пятки на носок.
– Со мной случится то же, что с Шандором? – не открывая глаз, спросил наконец он. – В один прекрасный день меня найдут на полу мертвым? Вернее, найдут нас обоих?
– Нет, – Лайма подалась к Олесю, всхлипнула. – Не говори так. Вериль это не только кара, это еще и счастье. Он… понимаешь, он… Я не могу объяснить. Ты или поймешь это сам, или нет. Вериль не для
Олесь отстранился. До него внезапно дошло.
– Вот, значит, как, – пробормотал он. – Ты сказала сейчас, что землянина по имени Олесь больше нет? Так же, как лигирянки по имени Лайма?
Лайма не ответила, только смотрела на него влажными серыми глазами.
Вериль не для симбионтов, мучительно осознавал Олесь. Не для партнеров с параллельными жизненными процессами. И даже не для сиамских близнецов. Вериль просто превращает двух человек в одного. Сливает их сущности воедино.
– У нас когда-то была присказка, – проговорил Олесь тоскливо. – Жили они долго и счастливо и умерли в один день.
– Да, – Лайма потупилась. – Вериль дарит счастливую жизнь и счастливую смерть. Тому, кто этого заслуживает. Одному человеку. Который раньше был двумя.
– Наш вериль еще не в окончательной стадии, так? – уточнил Олесь. – Мы еще не вполне одно целое, но станем им? Это и есть лигирянское счастье?
Лайма вновь не ответила.
Олесь смотрел на нее и думал, что видит себя. Он пока еще был самим собой. Частично. И частично – уже нет. Ему было страшно.
Владимир Марышев
Видимость жизни
Когда капрал представлял нам тех двоих, я была занята важным делом и все прослушала. Только раз подняла голову, отметила, что один из новичков – здоровый и мордатый, а второй – высокий и тощий, будто недокормленный, и снова уткнулась в импульсник.
В последнем бою он меня совершенно по-свински подвел. Когда я уже думала, что атака капюшонников захлебнулась, один из них, треща сучьями, вывалился из стены «чертополоха», и мы очутились лицом к лицу. То ли аркассиец прятался в засаде, то ли был контужен и только сейчас очухался – ломать над этим голову было некогда. Палец у меня тут же дернулся, вдавил спусковую кнопку до упора, и… ничего не произошло!
Позднее срабатывание – вот как это гадство называется. Но оно случается так редко, что я не поняла, в чем дело. Думала, импульсник сдох напрочь, а через секунду-другую и мне каюк. Капюшонник пер, словно штурмовой робот, растопырив обе четверни с длинными черными когтями – каждый как мои полпальца. Он был без оружия – видно, лишился его в ходе боя. Но с такими «украшениями» никакой ствол не нужен: чиркнет по животу – и кишки вон…
Я попятилась, споткнулась о горячий обломок чадящего вездехода и опрокинулась на спину. Надо мной вырос аркассиец. Снизу он казался настоящим великаном, капюшон позади шеи раздулся, и с него таращились два огромных оранжевых «глаза». Научники объясняли, что эти пятна угнетающе действуют на психику, вот и сейчас «глаза» впились в меня так, будто высасывали жизнь. Накатила одурь, и я поняла, что вот-вот потеряю сознание. Успела подумать: «Вот и хорошо – в отключке не почувствую, как эта образина вспорет мне живот». А потом спусковая кнопка наконец-то сработала. Импульсник выплюнул сгусток плазмы, и враг упал. Точнее, сначала обвисли, как тряпки, крылья капюшона. Потом аркассиец зажал обеими лапами дыру у себя в брюхе, издал сиплый звук, несколько раз качнулся и лишь после этого рухнул. «Наконец-то!» – подумала я и с этой успокоительной мыслью отключилась.