Настоящая фантастика – 2014 (сборник)
Шрифт:
Я, улыбнувшись, подхватил:
Дети, кто сказать готов,Сколько в радуге цветов?Это нам известно всем,В радуге оттенков семь!Слушай, удивительно, это же стишок с первого класса, а мы не забыли его. Ни ты, ни я.
– Значит, это наш
– Конечно, бывает! Законы физики, вернее, оптики…
– Вот бы увидеть…
– Мм… Море или радугу?
– И то и другое.
Я почувствовал, как она вздохнула. Вздохнула невообразимо печально. Повела плечами.
– Что с тобой, милая?
Ленка повернулась ко мне. В ее пронзительных зеленых глазах сквозило что-то такое далекое, туманное, не объяснимое словами.
– Слав, я не могу забыть тот вчерашний фильм.
– «Достучаться до небес»?
– Да. Он меня так… впечатлил! Они шли к своей цели и… Я ведь тоже никогда не видела настоящего моря, – она помолчала немного. – Так хочется оказаться на песчаном берегу, и чтобы изумрудные волны накатывались снова и снова, и чтобы небеса были синие-синие, и облака как сегодня, и слепой дождик, и радуга. И чтобы мы с тобою вместе там пили вино, любили друг друга и были счастливы.
– Красиво. Но это не по сценарию.
– К черту сценарии! Мы живем и все время откладываем что-то на потом, а нужно не ждать, нужно дышать полной грудью, делать то, что нравится, нужно быть собой, нужно получать кайф от каждого дня. Потому что продолжения может и не быть, и завтра не существует.
Я протянул руку и, покачав на столике опустевшую кружку из-под чая, проговорил:
– Я не знаю, как это – жить, как ты сказала. Мне кажется, это невозможно в нашем мире. Но на следующее лето мы обязательно поедем на море.
– Знаешь, Слава, у меня такое чувство, что если это не случится сейчас, то не случится уже никогда.
– Ну, Лена… Что это за ерунда?!
– Нет, извини, ничего.
Она прильнула к моим губам, и я утонул в сладостном танце ее поцелуя. Мы целовались пылко и страстно, и то, о чем мы только что говорили, вылетело у меня из головы через минуту.
Мы так и не съездили на море. Мы не сидели ни на песчаном, ни на каком другом берегу. Не видели капель дождя, разбивающих гладь вздымающихся волн. И радуга над убегающей к горизонту синевой искрилась не для нас.
Так вышло.
Оказавшись дома, я первым делом включил комп, жадно выпил полпачки апельсинового сока из холодильника и опустился в кресло перед экраном. Я загрузил ВКонтакт и открыл окошко отправки сообщения. Глубоко вздохнул и отстучал:
«Ты была права, Лена. Нужно изо всех сил стараться жить здесь и сейчас, потому что продолжения может не быть, и «завтра» не существует».
Я нажал «отправить» и через несколько секунд рядом с аватаркой Лены зажегся символ «онлайн». Я, замерев, с гулко бьющимся сердцем смотрел на экран. Но ничего не происходило. Я чувствовал, что до победы мне не хватает самой малости. В следующий миг руки сами потянулись к клавиатуре.
Ах ты, радуга-дуга,Опустилась на луга,Засияла на просторе,Где леса, поля и море.Мое напряжение было на пределе. На лбу выступил пот. Весь окружающий мир исчез, растворился,
Меня бросило в дрожь. Я получил первый осмысленный ответ за все это время. Но это была лишь авторизация. Пальцы плохо слушались, я то и дело ошибался, когда набирал следующие слова.
«Больше всего, Лена, я жалею, что мы с тобой не побывали на море».
То была секунда ожидания или провала, или триумфа. Момент истины. Меня переполнял шквал непередаваемых эмоций. Мне показалось, воздух в комнате загустел, и пахнуло чем-то из детства. Замерли пылинки в луче света. Гул кулеров в системнике был единственным звуком в комнате, не считая стука колотящегося в груди сердца. Монитор расплылся, и я с удивлением обнаружил, что виной тому слезы. Но слезы не помешали мне увидеть, как экран снова мигнул, и в окне возникло сообщение.
Долгожданное. Невозможное. Нереальное.
И доказывающее, что Леха оказался прав.
«Мне тоже жаль, Слава. Потому что здесь нет ничего. Ни моря. Ни солнца. Ни радуги…»
Владимир Венгловский
Надежд разбитых груз
Божественные звуки Пятой сонаты наполняют комнату и, вырываясь в открытое окно, плывут над безбрежной темной водой. Кресло-качалка поскрипывает, внося слабый диссонанс в музыку Бетховена. Но это не страшно. Я уже привык и менять ничего не собираюсь. Ни Бетховена, ни кресло, ни холод от «бенелли» двенадцатого калибра в правой руке. Охотничье ружье, заряженное патронами с картечью, удобно лежит на подлокотнике и качается вместе со мной.
Вверх-вниз.
Вверх-вниз.
Прокравшийся в комнату ветер теребит занавески, и они шевелятся в такт музыке, словно паруса. И мне кажется, что старая девятиэтажка – это корабль, плывущий по вечному морю, чьи волны поднимают и опускают крепкую палубу.
Вверх-вниз.
Вверх-вниз.
Я закрываю глаза, прислушиваясь к посторонним звукам, прорывающимся сквозь музыку. Я их не слышу – скорее, чувствую. Или представляю.
«Топ-топ-топ», – это шлепает широкими вечно мокрыми лапами, спускаясь по лестнице, Пингвин. И как только его Бледная Пакость пропускает? Сожрет ведь когда-нибудь.
«Шур-шур-шур», – скребется, поднимаясь из воды по старой кирпичной кладке, длинное щупальце. Я – на седьмом. Уровень воды – между пятым и шестым этажами. Щупальцу ползти совсем недалеко, оно справляется со своей задачей и заглядывает в окно. Присоски на утолщении прислушиваются к дыханию теплой добычи. Ко мне то есть. Тварь, сидящая под водой на другом конце щупальца, еще не знает, что такое патроны с картечью. Спасибо за «бенелли» хозяину квартиры на девятом. Жаль, что не могу лично поблагодарить.