Настоящая книга. Антология
Шрифт:
Эверетт снова легким движением плеча избежала настырной руки врачевателя и, не обращая внимания на крики рожающей матери, посмотрела на Хранителей. В основном дряхлые стрики да густобородые мужчины с покорными и подобострастными лицами, верящими в священность Трийти. И тут среди них Эверетт увидела мальчика своего возраста, испытывающего похожие чувства. Он явно держался из последних сил и шатался. Старик рядом пытался поддерживать мальчишку под локоть, но это плохо удавалось. Наконец, мальчика вырвало и под осуждающие взоры и шёпот старцев он был отправлен куда-то в дебри лабиринта Храма.
Будущая хранительница оглянулась и, улучшив момент, когда все взоры будут
Некоторое время девочка шла на расстоянии за мелькающими впереди алыми одеждами юного Хранителя, но видя, что мальчику слишком плохо, чтобы оборачиваться, пошла не скрываясь.
Эверетт впервые видела столь юного Хранителя, да и вообще ребенка противоположного пола, и девочке было ужасно любопытно, как он появился в Храме и как живёт, поэтому Эверетт не остановило, что она идет в запретную часть Храма – в общежитие Хранителей. Все равно все старцы находились сейчас на священной церемонии жертвоприношения частицы Трийти Гравитатору.
Эверетт даже глазом не моргнула, проследовав за мальчиком в умывальню, где тот скинул алую тогу и ступил под бьющую снизу вверх струю воды. Девочка, затаив дыхание, рассматривала голого мальчика и с удивлением отмечала различия с собственным телосложением.
Она уже хотела выйти к пареньку, чтобы узнать, откуда он тут взялся, ведь информация о восполнении рядов Хранителей была для Эверетт под запретом, как кто-то довольно грубо схватил девочку за рукав.
– Вам не пристало здесь появляться! – грозно рявкнул врачеватель, отчего не только Эвертт испуганно сжалась, но и мальчишка от неожиданности резко обернулся и присел. – И вы посмели покинуть таинство! Ваша мать очень зла!
– Но я… – испуганно промямлила девочка, показав на прикрывавшего наготу руками мальчишку. – Я всего лишь хотела узнать, кто он…
– О! – врачеватель махнул рукой. – Не беспокойтесь, юная леди. После вашего знакомства его тотчас уничтожат.
– Что?! – ужаснулась Эверетт, а мальчик, услышав это, в страхе охнул. – Но он ни в чем не виноват!
– Это не важно! – врачеватель потащил девочку за собой. – Запрет действует для всех. Вы его нарушили, но вы – будущая хранительница, а значит, понести наказание не можете, если так не решит ваша мать. Остается исключить причину вашего преступного любопытства. То есть мальчишку. Надеюсь, впредь вы не подвергните опасности никого из новеньких?
– Нет! – прошептала Эверетт.
– Вот и хорошо, – удовлетворенно сказал тащивший девочку за руку врачеватель, – а теперь вам необходимо быть на церемонии…
– Я не хочу, – прошептала Эверетт.
– Дело не в желании, – спокойно ответил врачеватель. – Вы являетесь будущим символом целого мира! А символы не имеют права меняться, как им заблагорассудится. Разве мама вам этого не говорила? Ваша жизнь вам не принадлежит. И ради своего народа, ради сакральности и тайны вокруг Машины, ради неизменности веры в ее работу и исключительную ценность для мира, вы будете делать, что должны, а не что вам хочется. Это понятно?
– Да, – покорно согласилась Эверетт. Врачеватель вновь затащил ее в церемониальный зал, провел через строй Хранителей и подвел к матери, ни на секунду не прекратившей ритуал. Трийти гневно сверкнула глазами и подняла вверх церемониальный полупрозрачный нож, уже обагрившийся кровью.
– Во имя Машины! – экзальтированно крикнула женщина, подняв руки.
– Во имя Машины! – бездумно вторили тысячи глоток Хранителей и горожан.
Трийти наклонилась над кроватью и повернулась к Эверетт. Девочка зажмурилась от предстоящего
– Ты – Машина, Машина – это ты! – воскликнула мать, а Эверетт шёпотом повторила:
– Я – Машина, а Машина – это я.
***
С тех пор время отсчитало еще пять лет, многое поменялось, включая саму принцессу Эверетт и ее взгляд на жизнь.
Небольшую, уютную спальню заливало полуденное солнце. Лучи упирались в западную стену и играли переливами на драгоценных камнях, вкраплённых в сложную узорную лепнину, изображавшую древние сцены давно канувшей в Лету истории. Мириады отраженных лучей играли красками на нежном вясьминном белье, застилающим двойное ложе кровати – первое классическое, а второе – верхнее, своеобразный потолок, сделанный постелью и застеленный словно зеркальное отражение нижнего – столь же богато и красиво. На верхнем ложе, не беспокоясь о странном поведении гравитации и совершенно не стесняясь солнечного света и шума дня, занимались любовью молодые люди. Они настолько увлеклись страстью и телами друг друга, что не замечали, как с кровати сползло одеяло и медленно дрейфовало вдоль потолка к узорчатому окну. И слегка приглушенные крики страсти разносились далеко за пределы комнаты, но очевидно терялись в шуме дневного Адзанга. Люди давно привыкли к изменениям гравитации и носили поясные грузы, чтобы не слишком высоко возноситься всякий раз, когда каменные глыбы начинали древний танец, помогающий Машине извлекать энергию почти из воздуха. Впрочем, так и было: абсолютное большинство жителей планеты наделяли гравитацию незаметными магическими свойствами, что ее для них и приравнивало к воздуху.
Юные и мокрые от бури вожделения тела сплелись в последнем неимоверно энергичном акте любви, издали заключительные крайне громкие крики и, наконец, затихли в объятиях друг друга, вновь и вновь переживая и наслаждаясь только что испытанными эмоциями.
– Не возражаешь, если я верну комнатное тяготение? – тихо прошептала девушка на ухо парню. Она мелко вздрагивала от испытанного экстаза, не забывая гладить любимую голую спину и ягодицы.
– Твой дом – твой храм, принцесса, – прошептал в ответ юноша, крепко обнимая и поглаживая любимую в ответ.
Девушка протянула руку к краю кровати и нажала невидимый выступ. И возлюбленные плавно опустились на нижнее ложе: машина изменения гравитации в каждой комнате – привилегия Хранителей, недоступная простым людям. Белоснежная кожа принцессы резко контрастировала с его загорелой и смуглой. А синие глаза девушки сильно отличались от янтарных глаз юноши. Он с тревогой смотрел в их глубокую синеву и не находил страха.
– Мы не слишком обнаглели, Эверетт? – осторожно спросил он.
– Не-а, – хитро улыбнувшись, возразила принцесса и слегка поднялась на локтях. – Это моя жизнь, Калио. И Хранительнице придется с ней считаться, что бы древние обычаи нам ни указывали.
– Ты уверена, что не будет последствий? – Калио явно беспокоили древние традиции. – Мы уже почти не скрываемся. Белым днем! В покоях принцессы! А традиции чётко предписывают…
– Мне плевать, что предписывают эти дурацкие традиции! – оборвала любимого Эверетт. – В конце концов, я будущая королева! Мне осталось последнее кровавое омовение, и всё! И я придумаю, что делать с этими дурацкими законами и традициями. А пока… – принцесса хитро улыбнулась и довольно сказала:
– Нас скоро станет трое, милый Калио!