Настоящая Спарта. Без домыслов и наветов.
Шрифт:
Спарта возвысилась только потому, что несколько обогнала в этом процессе соседнюю Мессению. И, когда дело дошло до войны, сумела организовать войско и победить. Война и победа создали из разрозненных поселений спартиатов государство. Возможно, тому способствовало и сохранение троянского эпоса – памяти о героях, живших в этих местах.
Спарта так и осталась государством, не отмеченным каким-то главным культурно-административным центром. Уже в классические времена спартанцы гордо говорили, что им не нужны крепостные стены, потому что граждане Спарты лучше стен защищают свою родину. Спарта не имела собственно городского населения, скудность ее существования не позволяла содержать праздный охлос, как это было в других греческих городах-государствах. В Мегарах и Коринфе уже в VIII в. полис превратился в центр притяжения прилежащих территорий. Спарта не могла позволить себе праздности и состояла из сельских общин и военных лагерей.
Это многое объясняет в спартанской истории вообще. В ней государство и культура выражались в большей степени в отношениях людей, а не в предметах искусства. Всё достояние археологии – это преимущественно работа мастерских подчиненных и подконтрольных спартиатам других племен. Этого никак не могут понять те, кто пытается реконструировать политический строй Спарты, совершая одну и ту же ошибку: представляя Лаконию как страну, подобную многим прочим, где один и тот же народ занимает все ступени социальной лестницы.
Спарта так и осталась бы нищей греческой провинцией, если бы не победа над Мессенией. Мессения, несмотря на условия хозяйствования, почти аналогичные спартанским, не сформировалась как политическое единство. Это было рыхлое объединение сельских общин и крошечных полисов. И, тем не менее, за Мессенией до 736 года числились семь побед на Олимпийских играх. Это был непростой противник. Мессенией правили дорийцы – гордецы не менее спартиатов.
В результате крайне тяжелой 1-й Мессенской войны (вторая половина 8 в. до н. э.) спартанцам не удалось покорить всю Мессению, довольствовавшись только ее восточной частью и побережьем. Лишь через столетие в результате 2-й Мессенской войны соседи полностью были подчинены Спарте. Приобретя «донора», Спарта получила возможность содержать постоянное войско, а победа пробудила культ героев и ритуал почитания воинов.
Позднее этот культ серьезным образом преобразовался военным порядком. Фаланге нужны были не столько герои, сколько солдаты. А фаланга была залогом победы. Плотный строй создавал решающее преимущество перед слабоорганизованной массой воинов, даже если в ней многие хотели выделиться как герои. Спарта от культа героев перешла к культу службы – прообразу гражданского самосознания, который имеет ценность до сегодняшнего дня.
Возникновение фаланги относится, скорее всего, к началу 7 в. до н. э. О значимости сословия гоплитов, составлявших ударную мощь фаланги, говорит огромное количество свинцовых фигурок-отливок гоплитов в вотивных отложениях храма Афины Орфии.
В 6 в. дисциплина военного характера пронизала все спартанское общество, воплотившись в институте эфората. Эта дисциплина как раз и привлекает как лаконофилов, так и лаконофобов.
Как только не оскорбляют спартанскую государственную систему современные исследователи! Они клеймят ее как тоталитарную, как тупиковую, не способную к развитию, как основанную на жесточайшем угнетении и бесправии зависимого населения. Они говорят о «полуэмбриональном» состоянии полисного самоуправления, о «реликтовости» соправления двух царских династий, о жестокой муштре, о казарменном образе жизни, о подавлении личности… Борьба с роскошью и распущенностью, будто бы, не имела других целей, кроме как подавить инстинкт собственника и индивидуальный выбор. Даже аскетическая жизнь властных слоев Спарты определяется как средство сплочения против восстаний рабов. Аскетизм спартанского общества вызывает раздражение историков уже тем, что по этой причине Спарта не оставила им достаточного числа черепков или изящных предметов искусства!
Споры вокруг законодательства, основателем которого считается Ликург, уходят за пределы государственно-правовой системы. Ликурговы законы не стали писаным правом, что ставится Спарте в упрек. Как будто лучше законы, которые положены на бумагу, но не исполняются! «Деспотия закона» (Геродот) современным исследователям спартанского общества кажется кощунством. И они возмущаются «нивелировкой человеческой личности», «бесцеремонным вмешательством в частную жизнь», «возведенной в ранг политической доктрины ксенофобией», «беспросветной реакцией и страшной культурной отсталостью».
Все эти квалификации крайне далеки от реальности и антиисторичны – лишены представлений о времени и месте, к которым относятся, а также о степени уместности моральных оценок древности с позиций современного человека.
Ликурга современные исследователи считают чуть ли не погубителем Спарты. Поскольку его реформы, якобы, отбросили спартанское общество в немыслимую архаику и привели к тотальной уравниловке. Привычка жить в условиях, когда право и обычай разошлись кардинально, а законы не исполняются (потому что это требует просто прекратить всякую деятельность) сыграло с современными критиками Спарты дурную шутку. Они не заметили, что нынешние представления об идеале государственно-правового устройства в корне абсурдны и существуют не более половины столетия. А законы Спарты создали такие общество и государство, которые смогли устоять в самых неблагоприятных условиях в течение многих веков. И следовали не случайным прихотям, а заветам предков, чьи подвиги чтились наравне с деяниями богов. В сравнении с таким обществом, современное должно в наших глазах выглядеть отвратительно!
Фигура Ликурга вызывает много вопросов. Прежде всего, о том, было ли это имя божества или реального исторического персонажа? Исследователей ставит в тупик наличие в фигуре Ликурга как очевидно божественных признаков, так и фактов биографии реального лица. Если Геродот цитирует оракул, где Ликург называется богом, а в его честь воздвигнут храм, где ему поклонялись не как герою или государственному деятелю, а именно как богу, то все признаки божественного налицо. Но если источники сохранили данные о родстве Ликурга со спартанскими царями, если Плутарх и другие сообщают факты его биографии (поездки, обстоятельства жизни и смерти), то речь идет о реальном человеке.
Проще всего считать, что Ликург – просто выдуман, а потому и соединяет в себе разные качества: божественного и человеческого. Мол, выдумка, миф должны быть заведомо нелогичными. В подтверждение этой догадке исследователи указывают на то, что к Ликургу никто в Спарте не возводил свое происхождение. Зато два Ликурга упоминаются в «Илиаде» (герой и царь), еще один Ликург был царем Немеи (полис южнее Коринфа). Они не имеют отношения к Спарте. Но разве наличие легендарных Ликургов опровергает реальность еще одного Ликурга? Почему реальность одних легендарных персонажей признается, хотя о них в истории практически не сохранилось сведений, а реальность спартанского Ликурга отбрасывается? И лишь потому, что он либо не оставил потомства, либо мы об этом потомстве ничего не знаем.
Трудно сказать, почему ученые не приходят к простому пониманию, что имя божества может быть заимствовано жрецом, а потом передано по родству? Даже если речь идет о древнейших обычаях и древнедорийском «волчьем» культе (кстати, оставившем следы и в Этрурии), к которому относят божественного Ликурга, то факты биографии Ликурга-жреца никак не могут ни опровергнуть реальность этого культа, ни быть опровергнуты этим культом.
Слава Ликурга-законодателя в том, что он восстановил действие прежних обычаев, превратив их в законы. Отступление от обычая угрожало гибелью и тяжко отозвалось на жизни спартанцев. Поэтому Ликург выступил в роли спасителя Спарты. Он выступил в роли посредника с миром горним, откуда Ликург получил оракул, соединявший божественное и земное.