Настоящие мужики детей не бросают
Шрифт:
Задувал злой ветерок, и милиционеры предпочитали сидеть в подъезде, несмотря на трупик ребенка. Он их почему-то не очень беспокоил.
— Ребята спрашивают, как оформлять, Смирновым? — подойдя к капитану, поинтересовался Кравец.
В отличие от меховой кепки и простенькой «аляски» капитана, старший лейтенант щеголял в желтой ондатровой шапке и в дубленке. Оделся он по-парадному еще и потому, что обещал жене подъехать к ее начальнице на юбилей, она праздновала его в кафе, гости собирались к пяти, и Сережа был обязан купить юбилярше дорогой букет цветов.
— Не знаю, как оформлять! Я ее пацана в глаза не видел! — Климов поежился, потер ухо о жесткий воротник куртки, закурил. — Позвони! Ее зовут Нина Платоновна Асеева.
— Может, ты сам?
— Не могу. Если это ее сын, то получается, я отчасти виновен, обещал забрать и не забрал…
— Но маньяк же в пять вечера его прихватил, и ты тут ни при чем! — горячо возразил старлей.
— Кто будет разбираться: на час позже, на час раньше! — махнул рукой капитан. — Должен был взять и не взял, а пацану горло перерезали, вот вся истина. И как я ей скажу? Просидел на долбаной оперативке, а парня увели и…
Приехала «скорая» и судебный медэксперт. Они осмотрели тело.
— Известно, что за мальчик, откуда? — спросил врач.
— Предположительно Саша Смирнов, воспитанник детского сада номер четыреста пятьдесят семь, — заявил капитан. — Эти данные по заявлению воспитательницы Артюховой. Мы сейчас их уточняем, — он бросил сердитый взгляд на Кравца.
Тот отошел в сторону, вытащил мобильный, согревая руки, набрал номер Асеевой. После серии длинных гудков старлей отключил телефон.
— Почему-то никто не отвечает, — удивился он.
— А ты не понимаешь почему? — хмуро усмехнулся Климор. — Любая мать давно бы с ума сошла и отправилась на поиски сына. Вот и она где-то бегает. Скорее всего, Саша Смирнов, девяносто девять процентов из ста! — подойдя к врачам, объявил капитан. — Что же мне так не везет?! И зима, как назло, морозная!
Он выскочил хоть и в теплых, но полуботиночках, собирался же ехать к даме, на вечеринку, а угодил на жмурика. В подъезд же, где еще работали криминалисты, заходить ему не хотелось. И без того все ясно.
Вернулись оперативники и милиционеры, опрашивавшие жителей. Никто ничего не видел, за исключением тех, кто опознал преступника по фотороботу.
— Артюхова говорит, у него «Никон» был? — вдруг спросил Климов у Кравца.
Старлей кивнул.
— Но ведь это дорогая игрушка, с ней профессионалы только шастают. Он что, действительно фотограф?
— Судя по тем фотографиям, которые нам показывала Артюхова, он крепкий профи.
— Значит, надо искать фотографа с дурными наклонностями. Грязного педофила. Придется завтра прошерстить все фотоателье, фотосалоны, Дом фотографии, показать снимки этого виртуоза мастерам своего дела, они же должны по почерку знать каждого. Тогда можно предположить, что наш потрошитель
Несмотря на шапку, теплую дубленку и сапоги, Кравец пританцовывал от холода, морщился от злого ветра, теребя время от времени мочки ушей, но в теплый подъезд из-за капитана тоже не уходил. Выслушав версию Климова, старлей состроил кислую гримасу.
— Что, не нравится?
— Ты понимаешь, когда она рассказывала, ну, воспитательница эта, как маньяк снимал ребят, как ерничал, веселился, что-то не очень это вяжется с серийным убийцей-психопатом, — заметил старший лейтенант. — На нем уже три трупа, а он под дурачка работает! До тебя это доходит?
— До меня бы сейчас стакан граненый дошел с заветной жидкостью! — отозвался Климов. — Все мозги выморозило, ни хрена не соображаю! Да, кинули нам подарочек под Новый год! Полковник этот еще со своими зубами, мать его так! Если я этого сукина сына найду, я до суда дело доводить не буду! Я башку этой скотине продырявлю! Представляю, как Нинка там с ума сходит! Баба совсем недавно этого мальца усыновила и была самой счастливой! Нет, я точно его пристрелю, попадись он мне только, этот сукин сын!
4
Она искренне хохотала взахлеб, наблюдая, как фотограф показывает подслеповатого, неуклюжего журавля-интеллигента, в меру грустного и рассеянного, который ест салат оливье, обнюхивая и пробуя отдельно каждый кусочек. Сашка задыхался от счастья и радости.
— Да вам надо было в актеры идти, у вас талант! — восхищенно приговаривала Нина, хлопая в ладоши.
— Да бросьте, какой из меня актер, — отмахивался Смирнов, — это так, чтобы потешить публику. Моя жена часто грустила: маленький город, никаких развлечений, даже театра, и вот зимними вечерами я наряжался в какой-нибудь костюм и пел романсы. У меня неплохой голос. Хотите, я спою?
Нина пожала плечами, взглянула на Сашу. Тот смотрел на отца завораживающим взором.
— Спойте!
— Сейчас! Айн момент! — Сан Саныч сделал серьезное лицо, преисполнился великой грусти, потом в его глазах блеснул слабый огонь, и он запел старинный романс «Когда еще я не пил слез из чаши бытия…».
У Смирнова действительно оказался нежный и приятный тенор. Он так легко выводил мелодию, глубоко сопереживая тому, о чем пел, что Нина с сыном заслушались.
— У вас и голос хороший! — удивилась Нина.
— Мерси, мерси! Это от матушки. Еще я умею фокусы показывать. Простые, но… Хотите?
И, не дожидаясь разрешения, он показал несколько простых фокусов: с платком, двумя веревочками и с тремя шариками. Саша смотрел на Смирнова, раскрыв рот.
— Это очень простые трюки, я их выучил по книжке, но тут все дело в отработке разных приемов, их надо довести до такого автоматизма и ловкости, чтобы зритель ничего не заподозрил, — кротко улыбнулся Сан Саныч и в довершение всего под радостный вопль сына вытащил из уха еще два шарика.