Натиск на Закат
Шрифт:
— Так точно, товарищ Буйнович.
— Многих ли переселил из казарм в домики?
— Вчера тридцать первую пару зарегистрировал.
— А остальные что ж?
— В лесок ходят. Как вечор наступает, так и ходят.
— Знакомься, Семёныч, с Начальником лагеря, — Мутант представил меня и добавил: — Впиши в книгу приказов по лагерю и объяви на утреннем построении. А мне ключ дай от апартаментов. Начальник тебе соседом будет.
«Апартаменты» на поверку оказались обычной двухкомнатной квартирой; одна из комнат была меблирована под офис. На
— Имей ввиду, Александр, племянницу я не оставлю на произвол судьбы, и к твоим авантюрам присоединюсь только в компании с Машей. Есть и второе пожелание. Гложет меня нехорошее предчувствие. Смотрю на твою необычность и понимаю: обработали тебя, да только не пойму, что с тобой сотворили. Я же не желаю подвергаться никакой обработке или внушениям. Мне это ни к чему. Желаю и впредь оставаться тем, кем я есть.
Хмуро глянул на меня Мутант.
— Ладно, учтём.
Недолго он хмурился. Что-то, видно, решил. Улыбнулся и объявил:
— Столоваться будешь с народом. Слышал Семёныча? Поубавилось свободных красавиц. Остались самые стойкие. Ты не теряйся. Присмотрись. Может быть, найдёшь свою половину. Моя половина меня бросила. Но я ей замену нашёл. Гарем у меня из двух жён.
— А с двумя тёщами как справляешься?
— Никак. Одна в Новгороде, а одна из руйских, на острове Руйя проживает. Ныне это остров Рюген. Короче, они от меня так далеко, что и представить невозможно. И путь нам туда заказан, как говорит Жива. С наследниками беда. Все дети не мои. Неделю или месяц здесь проведу, а возвращаюсь к себе и вижу: там год прошёл. Жива объясняла причины таких явлений. Какие-то возмущения в пространстве-времени. Вот такова моя горькая семейная жизнь. Не будем о грустном…
Явно и печально: Мутант жил в двух мирах, и о том, что творилось в его голове, свидетельствовали его безумные речи.
Он еще долго наставлял меня по разным текущим вопросам типа физической подготовки личного состава. Подмигнув, вменил мне обязанности тренера женской группы. Мужиков, как оказалось, есть кому гонять. В той группе тренером самбист из его круга знакомых.
— Что ж ты мне Живу не показал?
— Успеется. Она о тебе знает. Если погибну, займёшь моё место.
— У тебя же Сергий есть.
— У меня много разных есть. А на Сергии — одна, угробленная им вимана и проклятие Живы. Он, по его словам, загубил две виманы, но Жива внесла коррективы. По её сообщению, где-то в пространстве-времени шастает одна бесхозная вимана, без экипажа и без боргов. Мы ей присвоили название «Летучего Голландца». Когда-нибудь поймаем ту виману вот на этот маячок, — Мутант извлек из кармана нечто вроде брелка, и тот «брелок» неожиданно засиял янтарным светом.
«О как! Плакать ли мне? Или смеяться» — эти мысли скользнули в голове переводчика и почти миллионера и остались где-то втуне.
Выпили на посошок, и Мутант отбыл, посоветовав не опаздывать к обеду. На довольствие меня ещё не поставили, но там — шведский стол, причём не скудный. Короче, буфет открыт до шести вечера.
Первым делом отворил окно, не взирая на осенний холодок, что весьма ощутим к северу от Ладожского озера. Донеслась перепалка Буйновича с Семёнычем. Буйнович требовал бухгалтершу на ковёр, а Семёныч, грудью став на её защиту, сказывал, что она в Петербурге и явится лишь послезавтра, а сейф её закрыт. «Какой сейф? — взревел Александр. — Она должна здесь отдыхать и здоровье поправлять перед дальней дорогой. Придётся ей полный отчёт мне представить!» Посвистывая, он пошёл прочь от нашего дома.
Вот оно как бывает: каждого отделяет лишь шаг от паранойи, но можно, как только что доказал Буйнович, из паранойи вновь шагнуть в мир здоровых.
Каждая секунда, что тикала на моих механических часах, отдаляла меня от Буйновича, а художественный свист, что он издавал, становился всё менее слышным.
Моё появление в столовой почему-то вызвало иронию и колкие замечания. Кто-то из мужиков покачал головой и заявил: «О, дожили! Уже военные за границу линяют!» Другой сочувственно выдал вслух пошлую фразу: «Как оденешь портупею, так тупеешь и тупеешь». Смерив пошляка взглядом, ответил ему:
— Не только тупеешь, но и звереешь. Когда у чечен весь боезапас израсходован, они берут в руки ножи иль дедовские сабли. На моём счету десятки таких. Но есть и иные. Много там ошивалось сволочей. Не спрашивал, из каких они краёв или рядов. Вышибал им мозги. Ежели кто-то из вас не понравится мне, тоже вышибу мозги и вышибу из лагеря.
— Ты здесь не командир, паря.
— С сегодняшнего дня — Начальник лагеря. Так что прошу любить и жаловать. Всем приятного аппетита.
Себе аппетит я испортил. Кое-кому, думаю, тоже. Вышел из себя. С чего бы это? Вышел я и из столовой. Не поставлен на довольствие, так что, просить мне пайку? Никогда ни у кого не просил поблажек или уступок. Если не считать уступок в цене, что выбивал из работодателей. Но это другие уступки. Работодатели шаблонно ведут переговоры, все они со шкурными интересами. Да что я всё о прошлом? Кажись, новая жизнь начинается. Прорвёмся, без флага и барабана, даже с параноиком во главе колонны. Безумных Горький прославлял. А берсеркам — дела известные — боги помогают. Или богини.
Остановился я посреди плаца, решив оглядеться. Вздохнул полной грудью — и в этот момент ко мне подошла красавица. Направлялась в столовую.
— Вы новенький? — спросила она.
— Новенький.
— Сейчас обеденное время. Вы уже были в столовой?
— Спасибо, но меня только завтра поставят на довольствие. Ничего, не впервой.
— Зачем же голодать? Я принесу в ваш блок обед.
— Меня в кирпичном доме поселили. Буду вести занятия в вашей группе.