Натуральный обмен
Шрифт:
Я поднял остатки рамки, испытывая одно желание - провалиться сквозь землю. Это было старое фото, сделанное, когда еще не знали цифровых носителей, пленку, естественно, давно потеряли, а потому эта фотография была единственным экземпляром, не подлежащим восстановлению. Мама очень любила это фото, на ней папа был запечатлен еще совсем молодым, улыбчивый подтянутый парень в летной форме возле блестящего истребителя... На одном из таких он и разбился, когда мне было семь...
Я плохо его помнил, большую часть информации о нем получил благодаря рассказам матери, а не по собственным
Злой на себя и свою неуклюжесть, я вернул изуродованную рамку с фотографией на столик и в ужасном настроении поплелся в школу. Можно было не сомневаться, вечером мама еще выскажется этому поводу.
***
Я вбежал в школу как раз во время звонка, возвещающего о начале второго урока, и понесся в спортзал, где и должна была происходить репетиция последнего звонка.
Весь наш класс был в сборе. Впрочем, ничего удивительного, это же только я местное исчадие ада.
Несмотря на то, что все неорганизованно шастали по спортзалу, собираясь в привычные группки единомышленников, мое появление не осталось незамеченным. Маргарита Сергеевна, наша классная, тут же устремила на меня гневный взгляд. Она осмотрела меня с головы до пят и нахмурилась еще больше.
– Дёмин!
– тон ее голоса не предвещал ничего хорошего.
– Мало того, что ты опоздал на целый час, так ты еще и без формы!
Я закатил глаза. Ну, понеслось! Некогда мне было с утра форменные брюки наглаживать, я их, кажется, даже с балкона не снял...
– Маргарита Сергеевна, неучебные дни же, - заныл я. Но мой финт не прошел, видимо, с утра классную уже кто-то разозлил, и она решила отыграться на мне.
– Ничего не хочу слышать, - грозно отрезала она.
– К директору, живо!
Учительница сложила руки на груди с таким видом, будто, начни я брыкаться, она оттащит меня туда за волосы.
– Да ну вас, - обиделся я и побрел к выходу.
Я, конечно, мог, отмахнуться от всех и отправиться домой отсыпаться, но не хватало еще, чтобы они нашли какую-нибудь причину не допустить меня к экзаменам. А остаться на второй год в одиннадцатом классе - та еще перспективка.
***
В кабинете директора я был частым гостем. Когда женский персонал школы не мог со мной сладить, меня непременно отправляли сюда, будто директор мог как-то на меня повлиять. По правде говоря, Глеба Ивановича боялись многие, про себя могу сказать, что просто его недолюбливал. У мужика, отдавшего школьной стезе тридцать лет своей жизни, напрочь отсутствовало чувство юмора, зато с фантазией было все в порядке. Его наказания всегда были самыми изощренными.
Я без стука толкнул деревянную дверь с табличкой: "Директор. Проскурин Г. И." Директор сидел за своим рабочим столом, разбирал какие-то папки, он удивленно вскинул голову на скрип петель, а увидев меня, поджал губы и отложил бумаги в сторону.
– Дёмин, - произнес он мою фамилию на манер самого гнусного ругательства.
– Здравствуйте, Глеб Иванович, - поздоровался я без всякой интонации.
После сих приветствий последовал осмотр, глаза директора прошли по мне, словно рентгеновские лучи, затем он хмыкнул и указал мне на стул напротив его стола.
– Что ж, садись, - сухо произнес Проскурин, и я впервые понял, почему его все так боялись. Щупленький невысокий мужчина преклонного возраста, но всегда так спокоен и сдержан, что совершенно невозможно определить, что у него на уме. Директор откинулся на спинку своего стула и сложил пальцы рук домиком, при этом не прекращая сверлить меня взглядом.
– Сам пожаловал или прислали?
– поинтересовался он.
Можно подумать, я бы пришел сюда по доброй воле! Я уже вообще проклял себя за то, что я добросовестно бежал в школу, хотя и проспал. Надо было сказаться больным, и не высовывать из дома носа. Хоть выспался бы...
– Маргарита Сергеевна прислала, - признался я, раз уж я уже пришел, смысла врать и изворачиваться не было.
– И за что же?
– мне показалось, что в его прищуренных глазах промелькнули веселые искорки.
Что ж, может, еще и пронесет, раз директор в хорошем настроении?
Я сделал честные глаза и выдал:
– Не знаю, я ей не нравлюсь.
Губы Проскурина тронула улыбка - редкостное явление, и я окончательно приободрился. Может, и правда, пронесет?
– И дело в личной антипатии, а не в твоем неподобающем внешнем виде и опоздании?
Черт, ладно, он сразу заметил, что я не в форме, но про опоздание-то он откуда узнал?
– Думаю, одно другого не исключает, - вздохнув, философски признался я.
– Дёмин-Дёмин, - протянул директор.
– Андрей, - я удивленно вскинул брови, по имени меня в школе звали редко, в фамилию им удавалось вкладывать больше ругательной интонации, - завтра последний звонок, а ты ведешь себя совершенно так же, как и в первом классе.
Неправда, в первом классе я боялся этого кабинета. Но я благоразумно промолчал.
– Ты знаешь, что такое последний звонок?
– вдруг спросил он.
На самом деле я думал, что последний звонок - это огромное сборище людей, на котором принято лить слезы и прощаться, петь дифирамбы и лицемерить, будто это действительно последняя встреча учителей с учениками, а не временное перемирие перед тем, как встретиться на "тропе войны" на экзаменах.
Ясное дело, такой ответ директора бы не удовлетворил.
– Великое таинство?
– ляпнул я первое, что пришло в голову.
Глеб Иванович хмыкнул.
– Что ж, можно назвать и так. Это важный момент для каждого ученика, а в тебе я осознания этой важности не чувствую.
– Может, я нечувствительный?..
– я быстро прикусил язык под его тяжелым взглядом.
– Зал еще не украшен, - сказал директор.
– Так что ты этим займешься.
Я задохнулся от возмущения. Украшением актового зала всегда занимаются младшие классы, но уж точно не выпускники. Что прикажете мне делать среди этих малолеток? Вырезать с ними колокольчики из гофрированной бумаги?