Натюр Морт
Шрифт:
Коквин отправился в аптеку покупать какое-то новое снадобье – дорогое и бесполезное, а заодно – новые порции снеди.
– Вызови старую гниду, – надумал банкир, глядя в потолок.
Антон, морально опустошенный, смотрел на него с тупым равнодушием и молчал. Невозможно было догадаться, кого имел в виду банкир – Антон уяснил себе, что в устах последнего подобное определение могло быть дано каждому.
Банкир тоже безмолвствовал, по-прежнему уставив взор вверх. Он словно забыл про свой приказ, а может быть, и выдохся. Однако внешность больного наводила на мысли о солидных запасах здоровья – даже рак не справился с исполинским
– Почему она не идет? – спросил банкир, когда уже казалось, что желание видеть кого-то переварилось и улетучилось вместе с очередным смрадным выдохом.
– Кто, простите? – спросил Антон дрогнувшим, тихим голосом.
– Не слышу! – крикнул банкир, распахивая глаза и наливаясь ненавистью. – Когда ко мне вызовут ЛОРа? Я три недели требую ЛОРа!
Белогорский знал, что ЛОР был не далее, как накануне, промыл банкиру уши, удалил из них массивные серные залежи.
– Вызвать ЛОРа? – переспросил Антон почтительно.
– Громче говорите! – крикнул больной.
Антон нагнулся, повторил вопрос громко и по складам.
– Я же велел привести старую гниду, – проскрежетал банкир, знаменуя скрежетом наступление следующей стадии бешенства. – Совсем обалдел, идиот, ни пса не смыслишь! Вытри мне рот!
Антон потянулся за тряпкой, пациент зорко следил за его движениями.
– Не этим!
Тот заозирался в поисках чего-нибудь более подходящего; взял, в конце концов, вафельное полотенце и промокнул банкиру рот. Едва Антон над ним склонился, деспот оглушительно рыгнул ему прямо в лицо, затем выдал серию газовых залпов и мрачно потребовал:
– Есть давай.
Белогорский покорно взял со стола тарелку с недоеденным овощным пюре, пошевелил в нем ложкой и начал кормление. Банкир жевал медленно, с гримасой омерзения, потом неожиданно выплюнул картофельно-морковную кашу прямо на одеяло.
– Что вы делаете? – изумился Антон.
– Придут – уберут, – буркнул банкир невнятно.
– Кто уберет? – не удержался тот.
– Кто-нибудь, – сказал банкир. – Все равно им больше нечего делать, всей этой срани, недоноскам.
– Будете есть дальше? – спросил Белогорский, выждав немного.
Подопечный молчал, пережевывая пустоту. Антон откинулся назад, уперся в простыни и тут же отдернул руку: из-под банкира текло.
– Хо-хо! – слабо усмехнулся магнат. – Не нравится, гаденыш? К ногтю вас, каждого, уроды…Другого языка не понимаете…Я сколько раз говорил тебе позвать старуху?
– ЛОРа? – Антон в изнеможении обмяк.
– Не ЛОРа, кретин! Ту уборщицу, что меня якобы лечит!
Дверь отворилась, в палату вошел Коквин с тремя пакетами.
– Вашему Ферту я хвост накручу, – злорадно обратился к нему банкир. – Час прошел, а меня не перестилают. Куда ты встал? Я не вижу тебя, стань здесь.
Коквин щелкнул каблуками, пару секунд постоял навытяжку, а после бросился менять замаранные простыни. Банкира пришлось перевернуть
– Что? – спросил Антон, отдуваясь и сдувая с глаз волосы.
– А-а-а-а-а! – орал банкир, тараща глазки и до предела выгибая светлые редкие брови. – Сучьи отродья, засранцы! Больно, вашу мать!!
– Не обращай внимания, – сказал еле слышно Коквин. И продолжил, бормоча вполголоса, чтоб больной не услышал: – Надо же, до чего могучая штука – жизнь! Сколько ее в нем, ты посмотри! Зауважаешь, куда денешься! Другой бы давно коней двинул, а этот нас переживет!
В шепоте Коквина Антон и вправду различил неподдельное уважение. Да, в который раз подумал он, здесь целая идеология. Черт его знает – может, и в самом деле за два дня ей не научишься, придется привыкнуть, обтереться…Антон все больше убеждался, что в «УЖАСе» не лгали – во всяком случае, в отношении к жизни, которая явно не была для сотрудников пустым звуком.
– Я вас урою! – хрипел банкир, пока двое с остервенением, из последних сил тянули из-под него простыню. – Ферт…вам…не поможет, не думайте…Я и его урою, не дам ни гроша…
Антон внезапно выдернул свой конец и попятился. Вслед за ним настала очередь Коквина, и паралитик, по инерции перекатившись обратно, вновь занял исходное положение на спине. Он часто дышал, лицо его исказилось.
– Позовите мне дуру! Быстро!.. – просипел банкир.
– Сию секунду, – выдохнул Коквин, поправил прическу и выбежал в коридор к телефону.
– Вот же телефон, сотовый! – крикнул ему, не подумав, вдогонку Антон.
– Только тронь! – донесся с кровати змеиный свист. – Вшивыми лапами чужое добро!
Белогорский оглянулся по сторонам, подошел к банкиру поближе и спросил:
– Которое ухо лучше слышит?
– Это, – ответил тот, морщась от боли.
Антон нагнулся наугад, к левому, и внятно, отчетливо произнес:
– Давай, распоряжайся, паскуда! Кишки нам думаешь выпустить? Только раньше они у тебя сами вывалятся, без нас. Сдохнешь ты скоро, понял? И попробуй, пожалуйся – хрен тебе кто поверит! Ты тут всех заколебал!
То ли ухо было не то, то ли банкир услышал, наконец, знакомую, принятую в деловых кругах речь, но ответа не последовало. Антон внимательно вгляделся в круглое, голое лицо: больной, судя по всему, заснул, как животное – прерывистым, не зависящим от времени суток сном. Через две минуты Коквин ввел в палату перепуганную врачиху лет шестидесяти. Она тряслась за свое место, благо ее в любой момент могли сократить за безграмотность и глупость, и потому она бестолково суетилась, не зная, с чего начать. Ее сверхъестественный, мозолистый зад, бравший начало от затылка, проворно поворачивался направо и налево, мешая Коквину и Белогорскому эффективно выполнять свой долг.
– Надо сделать укол, – тупо изрекла врачиха, подслеповато глядя на сотрудников «УЖАСа» и мелко тряся зарастающим шерстью подбородком.
– Вы слышите, господин директор? – обратился Коквин к банкиру.
– Здесь одни кретины, они не умеют колоть! – Банкир очнулся и, против ожидания, следил за ситуацией.
– Почему? – Во врачихе взыграли остатки достоинства. – Анальгинчику…
– А-а, в жопу вас всех! – завыл банкир. – Наберите номер! Наберите номер!
– Наберите шприц! – рявкнул Коквин в ухо врачихе.