Наученная
Шрифт:
– А разве было ему плохо хоть от какого-нибудь любовного напитка, который я готовила? Постеснялась бы меня обвинять, - сказала ведьма укоризненно.
– Твоя правда, не было, - согласилась Одарка, немного помолчав, однако вмиг возразила сама себе: - Но только не в последний раз!
– А что же случилось в последний раз?
Гостья вздрогнула.
– Значит... Ну-у... - начала она неуверенно. - Значит, собрался снова Никола вернуться к Катерине... к жене своей, то есть. Ну, как всегда я к тебя бросилась... Ну, ты же помнишь!..
– Помню, - спокойно подтвердила ведьма.
– Лежали мы тогда... вместе, - Одарка как всегда сильно зарделась. Она всё ещё не разучилась краснеть, хотя за годы их знакомства не раз открывала ведьме самые сокровенные подробности своей жизни. При виде смущения гостьи к хозяйке лачуги окончательное вернулась былая самоуверенность. Несомненно, она как и прежде имела безусловное влияние на Одарку. И ведьма сказала сурово:
– Меня не интересует, лежали вы вместе или порознь. Дальше.
– Лежали мы вместе, - словно заклятие повторила гостья, - тут Никола и сказал, что утром идёт к той... к жене, то есть. Отвернулся и заснул. Я к тебе: помоги, дескать. Ты и предложила испечь приворотный пирожок.
– Я в него это положила? - спросила ведьма, быстро подойдя к полке и сняв с неё хорошо знакомый Одарке горшок.
– Как всегда, - несмело подтвердила та. И вновь возразила: Подожди-ка, может, если ты подменила...
– На, нюхай! - ведьма ткнула горшок гостье под нос. Молодка осторожно принюхалась и разочарованно потупилась.
– Нет, ты смотри! Смотри! Вот! И вот! И вот ещё, - запрокинув голову, хозяйка лачуги бросила в рот три щепотки мелко истолчённой душистой листвы, глотнула, запила водой из кадушки, стоявшей в углу, и торжественно проговорила: - Это тройная доза. Как видишь, я нисколько не боюсь. Так что, яд был в пирожке?
– Да кто ж тебя знает!!! - раздражённо вскрикнула Одарка. - Вдруг ты туда ещё чего подмешала...
– Подмешала, конечно! При тебе всё происходило. А тесто кто месил?
Женщина отвернулась и заговорила путано:
– Но должна же быть какая-то причина потому, что произошло... Дыма без огня не бывает. Иначе что случилось с Николой? Возвратилась я на рассвете, он спал ещё, ясное дело. Я быстренько новых пирожков налепила, испекла, а твой положила с самого верха. Едва только Никола проснулся - а я ему тарелку! Дескать, на, поешь напоследок, будет за что меня добрым словом вспомнить. Тот пирожок он вторым проглотил. Зачавкал ещё так жадно, видать, понравилось.
В этом месте рассказа ведьма неожиданно захихикала самым глупым образом. Молодка недоумённо уставилась на неё.
– Ничего, это я так, - пробормотала хозяйка лачуги. - Зелье с жучками в тройной дозе... не так действует... Слишком сильно, - она конвульсивно содрогнулась и опять хихикнула. - Всё такое розовое...
– Пошла бы и сблевала, - процедила сквозь зубы гостя. Судорожная и крайне неуместная весёлость колдуньи раздражала её.
– Э-э-э, нет! - ведьма лукаво прижмурилась и погрозила собеседнице пальцем. - Ни за что! Скажешь ещё, вот, дескать, я не захотела яд переварить. А вот и переварю! Тебе на зло!! Потому как нет у меня яда никакого! Нет, нету и на нюх!..
У колдуньи подкашивались ноги. Она попробовала сесть на свободную скамеечку, но промахнулась и плюхнулась на пол, разорвав об угол стола левый рукав платья. Это бессмысленное падение вызвало новый приступ хохота. Одарка отвернулась.
– Да ты... не обращай внимания, - собрав последние силы, едва выговорила ведьма, - со мной теперь и не такое ещё может случиться...
Гостья недоверчиво посмотрела на хозяйку лачуги, на лице которой отразилась титаническая борьба двух духовных основ: стремительно утрачивающего силу Ума, отравленного зельем, и Неудержимой Весёлости, возраставшей столь же стремительно.
– Ты говори, не... молчи... Я слушаю, - страдальчески наморщившись и кривляясь, попросила ведьма. - Слишком поздно блевать... порошок начал действовать... Говори, мне от этого легче... Хотя смешно... Нет!.. Нет!.. Не могу!.. Ему пирожок понравился!..
Ведьма напряглась, напыжилась так, что глаза едва не вылезали из орбит. Но вместо того чтобы покраснеть, побелела, лоб её укрылся потом.
– Очень понравился, - подхватила Одарка. - Ему нравилось всё, что я приносила от тебя. Всё, в чём была хоть капелька любовного зелья. Ещё Никола и те пирожки прихватил, которые не доел. Говорил, пусть в самом деле останутся на потом. Идти уже собрался... И вот тут он заметил, что у меня свежий шрам на ладони. Такая внимательность у Николы пробуждалась сразу же после того, как любовное средство проглотит. Как волна на него накатывала. Значит, точно съел. Ну, это так, немножечко совсем, точно ветер перед грозой дунет да и утихнет сразу, знала я это. А про порез сказала, что так уж вышло, когда пирожки лепила. Не могла же я сознаться, что нарочно кровь в приворотное тесто пустила...
– Ну да, попробовала бы ты сказать такое! - отчётливо произнесла хозяйка лачуги и громко прыснула. Однако этот приступ весёлости неожиданно перешёл в апатию.
– Так значит, поцеловал меня Никола на прощанье, собрал свои пожитки, пирожки в узелок завязал да и пошёл себе. Я и не волновалась вовсе, он уже в который раз вот так уходил... Думала, дней через десять вернётся, не раньше. Зелье твоё все же слабовато, он меньше чем через неделю и не показывался никогда, тогда только и можно было ему вторую порцию дать... А тут вечером примчался!!!
Одарка выкрикнула последнюю фразу изо всех сил и схватилась за голову. Клевавшая носом ведьма вздрогнула, выпрямилась и даже предприняла неудачную попытку подползти к столу и взгромоздиться на скамеечку.
– Понимаешь ты?! Тем же вечером!!!
Ведьма то ли в очередной раз клюнула носом, то ли утвердительно кивнула. А гостье было теперь безразлично, слушают её или нет. Непреодолимая потребность излить душевную боль распирала Одарку, и она затрещала:
– Это был Никола, но в то же время это был не человек! Не знаю, что за зелье ты подмешала тогда к начинке, что за заклятия нашептала, только в Николу словно легион бесов вселился. Он вломился в дом, сгрёб меня как мешок, как сноп, швырнул на кровать, разодрал в клочья мою одежу и навалился сверху. Он был неутомим словно жеребец и ненасытен как перепившиеся панские слуги, которые ворвались в селение во время ночной гульбы! Меня-то Бог миловал, я в таких случаях всегда удрать успевала, но я знаю, что в таких случаях бывает, насмотрелась...
Ведьма промычала в ответ нечто нечленораздельное.
– Думала, не вынесу такого и там же на месте умру. И точно, чуть не умерла. Почти уж не помню, как он сорвался и выбежал из дома. Ворчал точно зверь, из разинутого рта слюна течёт, а глаза - красные, как у дьявола нечистого, вот тебе крест! - Одарка порывисто перекрестилась. - А по мне словно с десяток здоровенных кадок прокатились, едва с кровати сползла, обессиленная, как вот ты сейчас...
– Ты бы и не такое ещё вынесла, - ответила ведьма неожиданно чётко. Одарка взглянула на хозяйку и увидела, что та постепенно приходит в себя. Ведьма сидела уже не на полу, а на расшатанной скамеечке, и к тому же довольно прямо.