Научи меня любить
Шрифт:
— Ничего, — мрачно ответила Лиза, ей был неприятен этот разговор, — я пару раз писала им, когда жила еще в Эль Карибе, но ответа не получила. Может быть, письма не дошли, а может, они мне отвечать не стали. Между нами никогда не было близости. А теперь я даже не знаю, как появиться там после перерыва почти в четыре года. Я ведь как первый раз вышла замуж и уехала в Москву, больше в Данилове не была.
— Ну хочешь, поедем туда вместе, — предложил Николай, — и заодно покажешь мне Вологду.
— Нет, если я и поеду в Данилов, то только одна, — твердо ответила
— Знаешь, — виновато произнес Николай, — боюсь, нам придется отложить эту поездку. Я совсем забыл тебе сказать, что вчера мне позвонили по сотовой связи, у моей фирмы небольшие проблемы с мэрией, и мне надо срочно возвращаться в Москву. Но мы обязательно поедем в Петербург, только весной, когда появятся первые листья. Говорят, тогда там очень красиво. Но в твой Данилов я готов с тобой поехать, даже несмотря на дела. Если ты хочешь, конечно.
2
— Нет, я не хочу, чтобы ты ехал туда со мной, — заявила Лиза мужу, она начала нехотя собираться в дорогу, — это будет явный перебор. Представляешь, если я въеду в наш маленький городок на белой иномарке. Выйду из машины в норковой шубе, и руку мне подаст прекрасный принц с сотовым телефоном. Это мечта каждой провинциальной Золушки. Мне бы не хотелось таким образом обставлять свой приезд.
— Так что, значит, ты поедешь туда на товарном поезде, в такой стеганой куртке, забыл, как она называется…
— Телогрейка, — засмеялась Лиза, — нет, просто я приеду туда одна, без предупреждения, возьму подарки. Посмотрю на свою родню, поговорю с ними. А в следующий раз, может быть, мы поедем вместе. А ты пока занимайся делами.
Со сложным чувством в душе ехала Лиза в родной город. Ей было страшно и грустно, ведь она постаралась вычеркнуть из памяти печальные страницы своего прошлого. Что, собственно, могло вернуть ее назад? Не тетка же и ее семейство, в котором Лиза всегда чувствовала себя лишней. Подруги… Но все это было так давно, и Лиза так изменилась.
«Той девочки уже просто нет на свете, — думала Лиза, подъезжая к Череповцу, — могила мамы — вот единственное, что меня тянет туда. Наверно, никто за ней не смотрит», — и Лизе стало нестерпимо грустно.
Тогда она уставилась на свое отражение в зеркальной двери купе спального вагона — это был старый и испытанный способ, к которому она всегда прибегала, чтобы не расплакаться.
Вокзал в Череповце совершенно не изменился, только прибавилось коммерческих палаток и здание часовни, в которой раньше была почта, вернули прежним хозяевам. Лиза перешла через площадь, сгибаясь от порывов свистящего ветра, и зашла в здание автостанции. Расписание автобусов осталось прежним, оказывается, она его даже не забыла.
Сев у окна, Лиза стала смотреть на людей в теплых пальто и пуховых платках, затаскивавших в старенький автобус тяжелые сумки. Она узнала одну пожилую женщину, та когда-то проверяла билеты в кинотеатре. Лиза испугалась, что билетерша тоже узнает ее, и опустила голову. Но женщина лишь скользнула по ней пустыми глазами и занялась разговором с соседкой.
«А вдруг они уехали из Данилова? — размышляла Лиза по дороге. — Да нет, вряд ли, куда они поедут? Интересно, как они меня встретят? Обрадуются, наверное, ведь я же теперь богатая родственница, с подарками приехала».
Рядом с Лизой стояла большая сумка из отличной кожи, доверху наполненная подарками. Дяде она везла теплую кожаную куртку, тете Вале — красивый костюм из шерстяного букле, а Наталье модный свитер, высокие кожаные ботинки на натуральном меху и французские духи. Она бы захватила что-нибудь еще, но в сумку больше ничего не помещалось. Лиза даже для себя почти ничего не взяла, так, немного самой скромной одежды. Только опытный глаз мог определить, что ее джинсы и свитера куплены в дорогих магазинах. Лишь шоколадная норковая шубка выдавала принадлежность Лизы к миру если не богатых, то очень обеспеченных людей.
Прохожие удивленно поглядывали на явно нездешнюю девушку, уверенно спешившую по улицам Данилова.
«Кажется, никто меня не узнает, — думала Лиза, — может, это и к лучшему».
Зато она узнавала каждый дом, каждое дерево и про себя здоровалась с ними. Вот здесь жил парень из их класса, вот рынок, где, как и раньше, несколько замерзших баб торгуют семечками и сухими грибами. Вот церковь, ее крест покосился еще больше. А там ее школа, ее заново покрасили в немыслимый ярко-лимонный цвет. Витрину продуктового магазина украшал теперь огромный «Сникерс», а на двери аптеки висела реклама иностранного аспирина.
Вот и ее дом. Лиза привычно поздоровалась со старушками, сидящими на лавочке у подъезда. Те молча уставились на нее тусклыми глазами из-под сморщенных век. Поднимаясь по лестнице, Лиза почувствовала, что ей тяжело дышать. Она вынуждена была остановиться, чтобы немного успокоиться. Она смотрела на облупившуюся стену подъезда, исписанную глупыми и грязными словами. Лиза и предположить не могла, что будет так волноваться.
«Хорошо, что Николай не поехал со мной, не хотела бы я, чтобы он видел меня в таком состоянии».
Надавив пальцем на холодную и такую знакомую кнопку звонка, Лиза замерла.
— Кто там? — спросил Наташкин голос.
— Наташа, это я, Лиза, — хрипло произнесла она.
— Кто?
— Ну я же, Лиза. Твоя сестра.
Дверь распахнулась, и Лиза оказалась лицом к лицу с Наташей.
— О Господи, проходи! Откуда ты взялась? — проговорила Наташа слабым изумленным голосом.
Лизу поразила перемена, происшедшая с ее двоюродной сестрой. Когда-то пухлая девушка осунулась, черные круги обвели ее глаза, волосы неряшливыми прядями падали на лицо с бледной, нездоровой кожей. Она была старше Лизы всего на полтора года, а казалось, что этой усталой женщине за тридцать. Наталья провела Лизу на кухню, то и дело оглядываясь на сестру, словно не веря в ее чудесное появление. Лиза с трудом узнавала квартиру. Конечно, она всегда была захламленной, но такого количества пыли, паутины, каких-то тряпок Лиза не помнила.