Наука Плоского мира. Книга 4. День Страшного Суда
Шрифт:
«Разве мы не можем на том же основании свести этот мир идей к другому миру идей или новому разумному началу? Но если даже мы остановимся здесь и не пойдем дальше, то, спрашивается, какой смысл был нам идти до сих пор? Почему бы нам не остановиться на материальном мире? <…> И наконец, что за удовлетворение заключается в этом бесконечном движении все дальше и дальше? <…> Если материальный мир покоится на сходном с ним мире идей, то этот последний должен покоиться на каком-нибудь ином мире и так далее до бесконечности. Поэтому было бы лучше никогда не заглядывать за пределы наличного материального мира. Считая, что он содержит принцип своего порядка в самом себе, мы в действительности утверждаем, что он есть бог, и чем скорее мы доходим до этого божественного
Короче говоря, если мы отождествляем Бога с материальной Вселенной, нужно идти до самого конца, и это здорово, поскольку все щекотливые вопросы пресекаются в зародыше. Однако, похоже, это подразумевает, что Вселенная создала саму себя. Следовательно, вопрос, который хотел закрыть Юм, так и остался открытым (впрочем, Спиноза уже высказывал подобную идею за двести лет до него…).
Другие научные проблемы также могут находиться под влиянием человеческой психологии. Нелегко представить эйнштейновское искривлённое пространство (если, конечно, вы не хорошо подготовленный математик или физик), поскольку мы тут же задаём глупый вопрос: «Относительно чего оно искривилось?» Тогда как оно не «искривилось относительно чего-то», оно «просто искривилось». Его естественная метрика (так математики измеряют расстояние) не является плоскостью. Пространство кажется скомканным или развёрнутым, если соотносить его с наивной моделью, основанной на евклидовой геометрии. С другой стороны, нас вполне удовлетворяет бесконечная евклидова плоскость или её трёхмерный аналог – пространство. Нам никогда не придёт в голову спросить: «А вдоль чего тянется плоскость?», между тем как этот вопрос такой же осмысленный (или такой же бессмысленный).
Вероятно, эти когнитивные предубеждения связаны с пространственной моделью, эволюционировавшей в наших мозгах, и модель эта, судя по всему, евклидова. Наверное, это простейшая модель, в которую полностью вписывается наше опытное восприятие окружающего мира, экстраполированная на простейший способ избежать ограниченного пространства. Выглядит довольно забавно, потому что никаких границ мы не видим. Ограничен и узок лишь наш разум. Наша модель причинно-следственных связей вернее всего эволюционировала так, чтобы как-то соответствовать последовательности событий, происходящих в непосредственной от нас близости, то есть в мире человеческого масштаба.
Когда же дело доходит до сопоставления, то глядя на теорию, в которой время имеет вполне определённое происхождение и конечную протяжённость в прошлом, и на теорию, в которой оно существовало всегда, можно заметить, что обе эти теории имеют врождённые пороки. Это подсказывает нам, что мы не сумели задать нужный вопрос. Наш взгляд на Вселенную может быть узок и бестолков, подобно тому, как бестолковы были древние представления о животных, несущих на себе мир. Учёным будущего теория Большого взрыва и теория Четырёх слонов могут показаться имеющими одинаковую научную ценность.
Глава 5. Магия нереальна!
Мисс Марджори Доу, главный библиотекарь, проснувшись, с удивлением обнаружила, что чувствует себя весёлой и бодрой. В, так сказать, приподнятом настроении Марджори ощупала себя: похоже, всё самое важное было на месте. Кроме того, она определённо лежала на необыкновенно удобной и мягкой постели. Была, правда, одна маленькая проблемка: кровать была чужой, а подобных делишек за Марджори не наблюдалось уже давненько. Впрочем, тот, кто знает назубок десятичную классификацию Дьюи [23] , не станет паниковать, пока не обдумает ситуацию самым доскональным образом. Пока было ясно одно: она цела и невредима и, судя по всему, ужасно голодна. Тут она заметила небольшой столик, стоящий в изголовье кровати, а на нём – записку. Крупным почерком было выведено:
23
Универсальная система классификации книг, разработанная американским библиотекарем Мелвилом Дьюи (1857-1931) для систематизированной расстановки книг. (Прим. пер.)
«Если вам что-нибудь потребуется, позвоните в колокольчик. Если же вам ничего не потребуется, тогда не звоните».
Марджори была невольно тронута необыкновенной заботливостью и тщательной обдуманностью, сквозившими в коротеньком послании. Последнее свидетельствовало о благоразумии того сорта, какое редко встретишь в наши дни. Поэтому она осторожно позвонила в колокольчик. На зов тут же явилась бойкая девица, назвавшаяся Глендой и начавшая беседу так:
– Вы хорошо спали? Если начистоту, женщинам не дозволяется находиться в стенах Университета, если только они не работают на кухне. Хотя, откровенно говоря, это не имеет особенно большого значения, если вы упрётесь руками и ногами, к тому же у вас довольно элегантные туфельки на шпильках, которые весьма этому поспособствуют.
Немного смущённая, Марджори произнесла:
– Да, это туфли от Джимми Чу. Не совсем, конечно, то, что подходит библиотекарю, но они способны вогнать в дрожь членов муниципалитета, особенно когда речь заходит о бюджете.
Гленда улыбнулась и продолжила:
– Аркканцлер в курсе, что вы – библиотекарь. Я скоро вас к нему провожу. Кроме того, я взяла на себя смелость подобрать новую одежду для кого-нибудь вашего размера и роста. Она висит вот в этом гардеробе, если вы ещё не заметили. Я вернусь за вами через четверть часа. Какие-нибудь ещё вопросы?
В голове Марджори всё перепуталось. То есть не то чтобы перепуталось, правильнее было бы сказать, что она чувствовала себя так, словно её сунули в шейкер и хорошенько потрясли. Там было… Но что? Сначала мимолётное ощущение движения, затем… О, господи! Какой-то пикник, что ли? И ещё бестолковый разговор с бородачом, судя по высокомерному виду, вероятно, из Баллиол-колледжа. С другой стороны, высокомерие его было довольно очаровательным и делало этого типа каким-то милым, что ли. Как будто он заслужил право быть высокомерным. Зато всё остальное представляло собой мешанину картинок, звуков и лиц. Она совершенно точно знала, кто она, и помнила номер своего телефона, правда, потому, что уже попыталась позвонить, но где бы она сейчас ни находилась, сигнал отсутствовал. По крайней мере, подумала она, это место выглядит вполне цивилизованным. Однако я так далеко от дома, и… Как, чёрт возьми, я понимаю их язык?
Всё, что она могла сейчас предпринять, это переодеться, удивившись по ходу, как этим так называемым волшебникам удалось подобрать одежду в точности её размера, и ждать возвращения Гленды. Наконец, та вернулась – далеко не через пятнадцать минут, как обещала, снова весело поздоровалась, поинтересовалась, как Марджори себя чувствует, после чего повела её по довольно странному, но, очевидно, гостеприимному Университету.
Вскоре к ним присоединился пожилой приятный мужчина, назвавшийся Аркканцлером, – титулом, который Марджори никогда раньше не слышала. Впрочем, ей пришлось признать, что он действительно знал, как заарканить внимание публики, напоминая своими повадками скорее шоумена, нежели учёного. Эта колоритная личность, без умолку болтая и галантно поддерживая Марджори под локоток, подвела её к столику, стоявшему в саду неподалёку.
Марджори, будучи в плену своих представлений о вежливости, сказала:
– Прошу меня извинить, сэр, но мне всё никак не удаётся припомнить ваше имя.
– Ничего удивительного, мисс Марджори Доу. Меня заверили, что ваша… эээ… дезориентация вскорости пройдёт, почему я и решил устроить нам с вами чаепитие здесь, на лоне природы, в обстановке, которая, без сомнения, пойдёт вам на пользу куда в большей степени, чем мой кабинет. А кроме того, я люблю свежий воздух, надеюсь, как и вы. Мне нужно столько вам поведать… О, где же мои манеры? Вы любите безе?