Навь. Книга 2
Шрифт:
Голицын, сука, успел первым шепнуть на ушко императору. И теперь разработку Потоцкого придется официально прекратить. Ах, государь, совсем размяк, расслабился. Забыл, вероятно, что нет неприкасаемых, что любые попытки сделать таковыми своих друзей могут стоить тебе трона? Забыл. Как и виселицы на Сенатской две сотни лет назад. Ладно. Что там говорилось в шифртелеграмме? Прекратить разработку этого малолетнего дрища силами СБ? И все? Ну хорошо, князь, только вот что ты сам давно в разработке, ты знаешь. И теперь это только усилится. Наружка за тобой только что в сортире наблюдать не будет, а вот ее я не сниму, раз есть информация о подготовке покушения на одного из высших лиц Империи и главу одного из самых могущественных кланов. Жалуйся хоть самому
Далее, был приказ прекратить силами СБ. Но не было приказа перестать это делать в частном порядке. А вот тут и займется заинтересовавшийся этим делом Козьма, пусть хоть свою группу монархистов запрягает. И все равно, что по закону об ОРД запрещено вести ее всяким ЧОПам и прочим частным детективам-дефективам, Козьма клал на эти законы с прибором. А вес у Козьмы явно был выше, чем у одного из князей Голицыных, он нынешнего императора еще на ручках нянчил. Козьма чувствовал в Потоцком угрозу, пускай и продолжает его разрабатывать, он не из СБ, а частное лицо, в отставке. Ну а князю — хрен по всей морде, формальности соблюдены, да и только. Главное в обходе запрета — обход его формулировки.
Оставался пока только еще живой террорист, превратившийся в овощ после медикаментозных средств воздействия при допросе — и тут все верно, слово не нарушено. Как и обещали, он в РИ, пока он в изоляторе временного содержания СБ и ждет перевода в тюрьму, довольно мычит, пускает слюни и гадит под себя. Толку от него мало, все что знал и не помнил, от него получили. Заодно всплыла и информация об исчезновении одной из групп спецназа СБ пять лет назад в районе Замбези. Из «пропавших без вести» перевели в категорию «погибших при исполнении». Теперь хоть вдовы получат причитающуюся пенсию вместо жалованья, а наградные листы посмертно увеличат ее вдвое.
Но деятельность клана Голицыных никто разрабатывать не запрещал. Хотя вроде бы все было на первый взгляд законно, но кому-то он же мешал? Надо будет провернуть пару комбинаций и вывернуть наружу грязные трусы клана. Надо, надо скомпрометировать клан и его главу, но не сильно, чтобы только получили по своей наглой морде, а не начали воевать с СБ. Хотя при открытом противостоянии с безопасниками им ничего не светило, служба — это не сотня пистолетов в оружейке, а еще и приданная ей дивизия специального назначения с тяжелым вооружением и бронетехникой, хватит не только ликвидировать клан под корень, но и устроить государственный переворот. Пусть помнит об этом Голицын, прежде чем делать необдуманные поступки. Я к нему должен обращаться, с негодованием подумал граф, да это ты ко мне еще прибежишь, вот только я подумаю, помогать ли мне тому, кто меня под государя императора подложил как под танк, или нет. Обязанности свои служба-то выполнит, но только в рамках, предусмотренных законодательством, не больше и не меньше. А пока, дорогой князь, все твои запросы пойдут лично через меня. И будь уверен, что теперь никто ни глаза будет закрывать на делишки клана, ни любезностей тебе оказывать. Сам напросился.
В моей жизни настала череда обломов. Сначала довольный до соплей папА объявил, что он еще раз станет папА, и теперь ворковал с графиней, всячески подчеркивающей назло мне свое положение. Голубки, мля. Подумаешь, только пятнадцать минут беременна, а теперь ей в маршрутке место уступать? В общем, как я понял, теперь Старшему было сильно не до меня. Вот графиня, зараза, отомстила мне самым подлым женским способом.
Ну а с Паленым, с которым я сильно хотел потолковать, вообще вышел жесткий прикол. Сначала он влетел в больницу чуть ли не в критическом состоянии, теперь, как говорили в школе, чуть ли не находится в овощном виде. В ближайшее время до него было не добраться — когда я, изображая скорбь и выжимая из себя скупую крокодилью слезу попытался появиться в больничке, чтобы
Единственное, что поднимало мое депрессивное настроение было то, что у нас с Елизаветой было все отлично. Вместе с ней мы проводили очень много времени. Считалось, что я спас ей жизнь второй раз уже в Азии — ага, если только не считать того, что и в первый раз, и во второй неприятности произошли из-за меня. Но это уже мелочи, Воронцовых в это никто не посвящал. Как благородный человек, я должен бы был во всем признаться, каяться на коленях, умоляя меня простить… Ржунимагу. Особенно с Елизаветой, она как раз была из тех, кто подносит патроны держащему оборону своему мужчине. Так что почитательницы дурных сериалов и лырных романов могут идти смотреть или читать их дальше. Жизнь, как правило, не состоит из сериала, чей сценарий склепали на коленке вчера, чтобы очередная серия увлажняющей жвачки для безмозглых кур с половыми проблемами вышла точно в срок.
— Все готово, предлагаю в самое ближайшее время навестить младшего Драбицына в гимназии, — архиепископ Григорий потеребил большой крест, висящий поверх рясы.
— Я не думаю, что Владыка похвалит нас за такую самодеятельность. Если что-то такое возникнет…
— Да ничего не возникнет, высокопреосвященнейший, — насмешливо сказал Григорий. — Пацан, сопливый, двенадцатилетний, что он может сделать? Папе пожаловаться? Сделаем так, чтобы не пожаловался.
— Это как?
— Графиня страстно желает исповедоваться, но граф всячески этому сопротивляется. Похоже, он сам безбожник, я не слышал, когда он последний раз был в церкви.
— Ну так отлучили бы его, — в задумчивости сказал Феофан.
— У Владыки на него планы, насколько я понял. Поэтому его не трогают. Хотя он и якшается с язычниками. Вот на мальца надавим, и он нам выложит все, что ему известно. А чтобы был посговорчивей, графиню увезем прямо из церкви, или даже до нее. Есть у меня одна мыслишка…
— Но это же похищение! Не боитесь мести Драбицына? У него все-таки власть! Вдруг он решит начать войну…
— Все во славу божью, — осенил себя святым крестом Григорий. — Нет над нами власти мирской. Война с воинством Христовым? Ничтожного человека?
— Во славу диавола это, — отрубил Феофан.
— Не смотрите так на это, отче. Зато мы узнаем правду.
— В вас говорит прежняя криминальная натура, — Феофан попытался поставить на место собеседника, когда-то вышедшего из самых низов.
— Нет. А кроме того, чтобы расставить все точки над «ё», у нас будет специалист по противодействию языческим культам, как вы и предлагали. Нужного нам экзорциста, говоря языком католиков.
— Кто?
— Отче Аресий, бесогон.
Феофан аж поежился. Про этого больного ублюдка он слышал разные страшные вещи. Ему не сан надо было давать, а закрывать в дурке. Поэтому и бесов он успешно изгонял, причем не мягкими православными методами, а пользуясь знаниями в экзорцизме других церквей, не гнушаясь насилия и кровопролития, бесы, наверное, от него сами бежали в ужасе. Такой урод был недостоин вообще входить в храм Божий, но по мнению Феофана, похоже у высшего начальства были другие взгляды. Иногда он был просто незаменим.
— Ну так что?
— Не нравится мне все это, но давайте попробуем.
Я сидел на лавочке в зеленой зоне на территории гимназии и жевал особо вкусную плюшку, должен же быть у меня перерыв на обед! Хотя зону зеленой сейчас назвать было трудно, осень же поздняя, сиротливо протягивали свои голые осыпавшиеся ветви деревья, словно молясь серому смурному небу. Все равно я лучше поем на свежем воздухе, хоть и депрессивный пейзаж с облетевшими листьями навевал тоску.
— Господин Драбицын?