Наваждение
Шрифт:
Серж начал действовать сразу же. Перво-наперво он принес мне свою рукопись для нашего сборника, которая незадолго до того была возвращена ему с тем, чтобы он доработал и вдвое сократил ее.
— Я тут кое-что сделал, — деловито пробормотал он, вглядываясь в мое лицо. (Я лишний раз убедился, что у нахалов совесть рудиментарна или вовсе отсутствует). Но сократить вдвое, ты сам понимаешь — это погубить весь труд, выхолостить его научную сердцевину. — Он пылко негодовал и обращался ко мне за поддержкой. Я (редактор сборника) посмотрел на него, вздохнул, молча взял ручку и размашисто завизировал рукопись.
Чтобы больше не отвлекаться, замечу, что мой друг оказался в сложившийся ситуации удивительно сноровистым. Он выговорил себе заграничную командировку, мою активную поддержку на право вступления в жилкооператив для его незамужней дочери, заполучил рекомендации кафедры издать его монографию и, наконец, возможность на год раньше защитить докторскую диссертацию. Никогда прежде я не допустил бы этого. Но теперь, скрипя зубами, я шел на компромисс за компромиссом. Вот так и рождается цепочка зла. Стоит один раз уступить, а дальше само пойдет. Что меня особенно коробило, так это какая-то развязная, вульгарная фамильярность, с которой он стал ко мне обращаться. «Спасибо, дорогуша, ты поступаешь, как истинный друг! Другого я и не ждал от тебя! Возрадуйся! Есть новость, дорогуша. Я нашел жениха!»
Но я не возрадовался. Впору было схватиться за голову. Женихом оказался тот самый молодой человек по имени Кирилл, за которого Серж уже однажды хлопотал, когда тот провалил экзамены в аспирантуру. Это был довольно смазливый тип с девичьим румянцем на пухлых щеках с бахромой ресничек вокруг зеленых, как у кота, глаз и с развязно-нагловатыми манерами. Единственный сынок обеспеченных родителей. А в общем балбес балбесом. Этакий кобелек, уже научившийся шустрить. Когда его привел ко мне Серж, меня покоробил его самоуверенный вид, заговорщицкий взгляд — он чуть ли не подмигнул мне, — держался со мной на равных и совсем уже верх бесстыдства — протянул мне руку. Я едва не плюнул в нее, едва не закричал: «Пошел вон, сукин сын!», — но сдержался. Увы. И даже вяло пожал протянутую мне ладонь. В нем нуждались, он уже считал себя моим сообщником. О, темпора, о морес!
— Ваши условия? — сухо обратился я к нему, когда Кирилл сел в кресло напротив меня. Как я ни нуждался в нем, он с самого начала был глубоко противен мне, и я не мог даже из вежливости скрыть это.
— Мы уже обо всем договорились! — торопливо сказал Серж. — Вам осталось только познакомиться. Кирилл очень способный человек и мечтает поступить в аспирантуру. Со своей стороны он готов пойти нам на встречу.
Я вопросительно посмотрел на этого прохвоста. Он с готовностью кивнул. На его пошлой, хорошенькой рожице откормленного кабанчика играла двусмысленная улыбочка.
— Разумеется, со временем мы поможем ему выбрать диссертабельную тему и защититься.
— Я от всей души благодарен вам, — проникновенно сказал молодой прохвост. — Честное слово, для меня будет большой честью работать под вашим научным руководством.
Ого, куда он метит, — подумал я, а вслух сухо сказал, поднимаясь со стула:
— Поживем — увидим. Ну что ж, будем считать, что договорились. — И я первый, поморщившись, протянул Кириллу свою руку. Он почтительно пожал ее. Очевидно, он заметил промелькнувшую на моем лице брезгливую гримасу — мне показалось, что в его глазах блеснула насмешка.
В ловких руках Сержа быстро все сладилось. Мне не пришлось долго уговаривать Леру. Когда я сказал ей о фиктивном браке, она кивнула:
— Согласна обвенчаться хоть с чертом! Слава богу, я смогу выбрать работу по вкусу.
Из загса Серж в своей машине повез нас в ресторан. Как же было не отметить такое замечательное событие! Я вначале почему-то все время нервничал и как воришка беспокойно оглядывался по сторонам. Лера, напротив, была сверх меры оживлена, то и дело пересматривалась с «мужем» и фыркала. Кирилл держался с подчеркнутой любезностью. Он вполне серьезно исполнял сначала роль жениха, затем мужа — хоть это меня немного успокаивало — церемонно вел под руку Леру, усаживал за стол, наливал шампанское, подавал закуски. Оказывается, он умел вполне сносно поддерживать «светский» разговор. Со стороны было немного забавно наблюдать за тем, как пыжится этот молодой прохвост, стремясь не уронить свое достоинство и пытаясь держаться со мной и Сержем «на равных». Мы с приятелем чуть-чуть подыгрывали ему — пусть потешится.
Впервые за многие дни у Леры было такое хорошее настроение — она напропалую кокетничала с «мужем», Сержем и даже со мной, то и дело смеялась. Не пропускала ни одного танца — по очереди вытаскивая каждого из нас из-за стола. Мы и не сопротивлялись. Общая атмосфера веселья, музыка, шампанское сделали свое дело — «свадьба» удалась на славу.
Вскоре после регистрации брака Кирилл прописал Леру к себе — в двадцатиметровую комнату. Вторую комнату этой двухкомнатной квартиры занимал какой-то пожилой пенс с женой. У нее было раскрашенное как у клоуна лицо — обрамленное свисающими с головы кудельками огненно-красного цвета. Ходила она прихрамывая — колени ее всегда были перебинтованы и похожи на диванные валики. Говорила скрипучим голосом и была чрезвычайно любопытна, хотя постоянно повторяла: «Меня ничего не касается».
«Соседи не опасны, — уверенно сказал мне Кирилл, — оба поклонники Бахуса. От них всегда можно откупиться бутылкой».
И все-таки мы решили, что хотя бы один раз в неделю Лера должна появляться у Кирилла — пусть соседи видят ее. Дескать, пока она временно живет у больной тетки, которая нуждается в уходе.
Сразу же после регистрации брака с Кириллом Лера ушла с работы и поступила на вечерние подготовительные курсы в полиграфический институт. Занятия там проводились три раза в неделю.
Таким образом все устроилось. Лера стала заметно лучше относиться ко мне… Хотя нет-нет в ее обращении со мной появлялся холодок, исчезавший после моего очередного подарка. И все же меня не покидало смутное, едва не сказал беспричинное беспокойство и тревога.
Скорей всего меня втайне мучила совесть, которую я пытался успокоить всякими доводами и отговорками. Ведь я лучше, чем кто-нибудь другой понимал, насколько чудовищна моя сделка, что она не только и не просто аморальна, но и противозаконна. Почему же я пошел на нее? Ведь я знал, что это плохо, что делать этого ни под каким видом нельзя. И все равно иначе поступить не мог. Я был как завороженный. Мной руководила, меня вела чужая воля.
А теперь настала пора поговорить о ревности. Можно, конечно, ее обругать, назвать ядовитой гадиной, незаметно вползающей в сердце и отравляющей жизнь. Можно назвать ее раковой опухолью любви, исподволь разрушающей самое себя. Все это так и не так. Ревность — верный страж любви, ее преданнейший сторожевой пес. Ревность — это страх потерять любимого человека. И неуверенность в нем. И отчаяние. И боль, боль, боль… Уже после того, как я переселился к Лере и стал жить с ней, как фактический муж, был короткий и яркий, как вспышка, миг счастья. Лера преобразилась — она стала прежней, такой, какой была вначале — веселой, беззаботной, счастливой, ласковой. Она то и дело нежно обнимала меня, садилась на колени, разглаживала своими мягкими пальчиками морщинки на моем лице, целовала меня в губы, глаза, нос….