Навеки твой

Глаттауэр Даниэль

— Появились новости, — решившись после третьего бокала каберне совиньона, сказала Юдит.

— Как его зовут? — поинтересовался Герд, наблюдавший за ней.

Юдит не делала тайны из того, что с некоторых пор жила с приятной тайной внутри.

— Его зовут Ханнес, и он вам понравится, — призналась она. К сожалению, получилось чересчур восторженно, что не могло остаться без последствий.

— Почему его здесь нет? — удивилась Ильза, едва не теряя самообладание.

Роланд также изобразил обиду. Все вдруг стали изображать наигранное негодование и зарядились настолько, что коллективная энергия вылилась в озвученную Гердом абсурдную идею, мол, Юдит может исправить ошибку и позвонить этому Ханнесу, который непременно всем должен понравиться, и предложить

ему приехать. Им не терпелось увидеть его.

Юдит отчаянно сопротивлялась. Ей хотелось, чтобы Ханнес еще какое-то время пожил у нее в голове, где она могла бы так и этак играть с его образом, но не рассчитывала, что он будет вот так прозаически сидеть рядом с ней на скамье. К тому же ее друзья не желали принять в расчет, что он едва ли сорвется из дома по звонку в субботний вечер и помчится в незнакомую компанию аж на западную окраину Вены.

В конце концов она уступила давлению друзей и послала Ханнесу эсэмэску скорее в качестве уступки, а вовсе не рассчитывая выманить его из дома. Спросила, не хочет ли он присоединиться к милой и теплой компании, куда его сердечно приглашают, адрес такой-то. Юдит была абсолютно уверена: Ханнес не станет отвечать, сейчас он куда-нибудь направляется или занят и, вероятно, даже не обратит внимания на послание. А чтобы приехать — и подавно исключено, даже если у него в этот момент нет занятия поинтереснее. Всего через минуту на мобильный телефон Юдит пришло ответное сообщение: «Спасибо за приглашение!!! Буду через двадцать минут! Ханнес».

3

То, что произошло дальше, Юдит еще долго любила посмаковать. И все-таки ей потребовалось выпить два пузатых бокала красного, чтобы пережить минуты ожидания и утопить в острых ощущениях необъяснимую для самой себя нервозность. В итоге она смогла сохранить способность трезвого восприятия лишь до весьма гротескной сцены приветствия.

Разговор затих. И тут Ханнес внезапно предстал в коричневых вельветовых брюках, белой, застегнутой на рукавах рубашке и голубой вязаной безрукавке, возбужденный и сияющий до такой степени, будто его имя только что огласили в числе номинантов за лучшую мужскую роль на церемонии награждения «Оскара». Своей сияющей улыбкой и смехом он без труда затмил свет садовых светильников, стоило ему объявить: «Я — Ханнес». У Юдит возникло желание забиться куда-нибудь в щелку. Он перегнулся через стол, чтобы всем пожать руки, просмотрел каждому в лицо, отметил каждую пару глаз, степенно повторил вслух имена присутствовавших, будто речь шла о составлении на каждого личного дела.

До сих пор он ни знаком, ни действием не выделял среди гостей Юдит и вообще вел себя так, будто не замечал ее. Извлек из джутового мешочка две желтые коробочки, предположительно бананы в шоколаде. Для детишек, пояснил он. Откуда ему было знать, что у хозяев двое детей? — удивлялась Юдит. Может, она когда-нибудь уже рассказывала об Ильзе и Роланде? Упоминала о Мими и Билли? И он запомнил?

Для Ильзы он волшебным образом извлек из кармана бутылочку оливкового масла, сопроводив мимолетным замечанием: по моему мнению, это лучшее из того, что делают в Умбрии, необычайно ароматное, надеюсь, вам тоже понравится. Роланду вложил в руку бутылку с желтоватым содержимым, предположительно виски, и торжественно, как зачитывают стихотворения на День матери, произнес: Еще раз благодарю, что любезно пригласили меня. Можно подумать, что последний раз Ханнес ходил в гости лет двадцать назад и на подготовку к возвращению в социальную действительность у него ушло не более трех недель.

Только после этого ритуала он демонстративно повернулся к затаившейся в тени Юдит, потянул ее к себе, обняв обеими руками. Она ощутила силу, поднимавшую ее вверх и вынуждавшую встать из-за стола. Ханнес стоял перед ней на расстоянии вытянутой руки, возвышаясь на две головы. Обе его руки лежали у нее на плечах. Он смотрел на Юдит с таким восторженным умилением, словно она была первым вселенским восходом солнца, которое человек сподобился созерцать на берегу океана. После почти невыносимо

долгой паузы, за время которой ее опасно обмякшие колени грозили непроизвольно прогнуться, а алкоголь начал накручивать в голове первые обороты, он сказал, но так, чтобы было слышно и остальным:

— Юдит, я так рад видеть тебя сегодня!

На этой фразе закончились не только взаимные представления, но и весь фильм. Остальные разговоры больше напоминали заключительные титры, тянувшиеся до раннего утра. У Юдит была пара светлых моментов, которые она использовала, чтобы поднести к губам бокал с вином. Лица вокруг расплывались и по очереди исчезали. Лишь Ханнес снова всплывал из тумана. То он проявлялся далеко, то совсем рядом. Один раз она ощутила его дыхание, в другой раз где-то вдалеке блеснула белозубая улыбка бабушки. Там, где гремел его голос, наблюдалось движение, невнятный говор и смех.

В какой-то момент ее сознание снова пробудилось, оттого что до ушей внезапно перестал доноситься шум, и она сообразила, что Ханнес, к которому она, как считала, прислонилась, оказался стеной. Было ли ей дурно? Как она могла об этом знать? Она была не в себе. Кто-то открыл боковую фрамугу окна, и свежий прохладный ветерок приятно коснулся ее щеки. Потом кто-то вызвал такси, помог сесть в машину и доставил Юдит до подъезда. Ханнес вышел вместе с ней, поддерживая под руку. Приятно было слышать рядом его голос. Запахло лестничной клеткой. В лифте он нажал кнопку с буквой D, означавшей мансардный этаж. Юдит сунула ему в руки сумку, звякнула ключами. Почувствовала, как его ноги в вельветовых брюках прижимаются к ее ногам, ее щека коснулась его мягкой безрукавки. Дверь открылась легко, едва она попала в замок. Внутри было темно и тихо. На полдороге кровать сама пододвинулась им навстречу.

4

Около одиннадцати часов утра Юдит заметила, что лежит полуобнаженная. Она выбралась из постели и нетвердой походкой отправилась искать предательски заревевший мобильный телефон. Человеком, посягнувшим на ее неотъемлемое право лежать в постели в воскресенье, оказался Герд. Он сразу приступил к расспросам: как ты себя чувствуешь? Юдит: пока не знаю. Герд: ты добралась до дома? Она: наверное. Он: ты не одна? Она: надеюсь. Он: может, мне лучше позвонить позже? Она: нет, — подумав, что лучше ни сейчас, ни позже.

Он: что вчера с тобой приключилось? Она: а что? Он: ты крепко заснула. Она: я? Он: ты здорово набралась. Она: мне жаль, у меня и в мыслях не было ничего дурного. Он: сильно влюбилась? Она: влюбилась? Не знаю… Он: хочешь, я тебе признаюсь, что думаю о Ханнесе по первым впечатлениям? Она: валяй. Он: тебе действительно интересно? Она: нет, лучше не начинай.

Он: Ханнес просто супер! Она: правда? Он: да, мы в восхищении, он произвел на всех отличное впечатление. Открытый, дружелюбный, сердечный, внимательный. За словом в карман не лезет, остроумный. Она: ты серьезно? Он: Юдит, Юдит, ты выиграла джекпот. Прямое попадание. Она: честно? Он: пока тебе выдали половину, но знаешь как трогательно он с тобой обращался? Она: не помню, но он всегда такой. Он: он тебя боготворит. Она: да? Он: отвечаю. Ханнес — лучший из всех, кого ты могла бы встретить в жизни. Она: ты думаешь? Он: будь я женщиной, то не захотел бы другого спутника жизни. Она: да? Он: Ханнес проводил тебя до дома? Юдит сделала короткую паузу. Он: Юдит, ты меня слышишь? Она: Герд, лучше я пойду лягу.

Она нащупала кнопку с нарисованным красным телефоном, выключила, побрела в ванную комнату, накинула на себя черный мохнатый халат, заглянула в туалет, потом в кухню, в гостиную, в спальню… Никого. Посмотрела в платяной шкаф, даже под кровать и на всякий случай пощупала матрац. Внимательно изучила простыню — нет ли подозрительных помятостей, наконец, облегченно скинула халат, заползла под одеяло и спокойно вздохнула. Ханнеса в доме не было. Его здесь вообще не было, в противном случае она уловила бы его запах, почувствовала бы его присутствие, хотя и была пьяна. Теперь можно было поспать и предаться мечтам о нем.