Навигаторы Апокалипсиса

Шалыгин Вячеслав Владимирович

– Он и не поднимался в автобус, – сказал Петровский. – На подножке стоял. А потом посыльный примчался, и Сергей в сторонку отошел.

– В сторонку?! – усмехнулся Трощинский-два. – Нехило отошел в сторонку! Метров на семьсот продвинулся за пять минут!

– И что он там забыл? – проронила Рита. – Юльку, что ли, решил выручить? Тоже мне, герой!

– Ревнуешь?! – Мазай вдруг непонятно отчего развеселился. – Ох, и чудные вы создания, женщины! Свой, не свой, нравится, не нравится, но если свободный, значит, надо ревновать!

– Ничего я не ревную! – Рита делано возмутилась. – Сдался мне этот оборванец!

– Правильно, что не ревнуешь, – Мазай резко прекратил веселиться. –

Тебе сдался этот оборванец, а ему сдалась эта девчонка. Нет, Марго, не той закваски этот парень, чтобы подвиги совершать ради женщин. Он твоего поля ягодка. Коммерческого. Где выгодно, там и растет.

– Что вы прямо… какой-то проституткой меня выставляете! – теперь уже искренне возмутилась Рита.

– Ладно, не кипятись, никем я тебя не выставляю, – Мазай обернулся и поманил пальцем одного из офицеров своей многочисленной свиты, толпящейся справа от штабного автобуса. – Корнеева отвлекать не хочу. Ты у нас, насколько помню, отменный стрелок?

– Так точно, – и не думая скромничать, ответил снайпер.

– Сможешь снять вон того бродягу? – Мазай протянул офицеру бинокль. – Видишь, на том берегу мелькает? Вон там, прямо смотри. Видишь?

– Так точно!

– Возьмешь из СВД? До него ведь ближе, чем до группы «старичков».

– Далековато, – изучив «вооруженным взглядом» картину на другом берегу, сказал офицер. – И черные твари мешают. Попробовать можно, но…

– Ладно, отставить, – Мазай отнял у него бинокль и кивком приказал снайперу отойти. – Пусть живет пока. Все равно далеко не уйдет.

– Ничего он не такой же, как я, – с запозданием обиженно добавила Рита. – Он к Академику подался, кинул вас по глупости, а я не собираюсь.

– Не только меня, – Мазай задумчиво уставился вдаль. – Он всех нас кинул. И это была главная ошибка в его жизни, тут ты права. И в жизни Гуськова – тоже. И уж поверь, заплатят они за это по самому высокому тарифу. Если только не исправятся и голову Академика не принесут мне на блюдце с голубой каемкой.

Мазай произнес последние слова совершенно спокойно, и Рита сразу же поверила, что и майор Гуськов, и Сергей заплатят за свою ошибку очень дорого. Обычно, когда шеф вел себя настолько спокойно, у него получалось все задуманное. В том числе месть предателям. Выбивался из общего ряда пока лишь Академик, но это, похоже, был нестандартный предатель, не то что Сергей-Козерог. И даже майор с ним не сравнится. Ведь об Академике Мазай не мог говорить так же спокойно, как об этих двоих. Наверное, поэтому Академик и был пока еще жив. Ну, и еще, наверное, потому, что за Академиком стояла такая жуткая сила. Но все равно, Рита была уверена, что судьба Абрамова предрешена, так же, как судьба сплоховавшего Сергея или странноватого майора. Когда Мазай соберется с мыслями, он обязательно придумает, как победить Академика и его армию.

И, похоже, до этого момента оставалось совсем немного времени. Мазай уже не бесился, вновь выглядел сосредоточенным, спокойным и уверенным в себе. То есть выглядел человеком, который привык побеждать любой ценой и который не видит решительно никаких причин изменять своей привычке.

Москва, 21 декабря 2012 года

Майор Гуськов еще никогда в жизни не попадал так круто и безнадежно. Слабым утешением могло служить только одно: это решение, пусть и ошибочное, он принял сам. Да, поддался на уговоры коварного Академика, наивно поверил тому, кого толком не знал. Получается, поступил крайне непрофессионально. Но эта проблема имела сугубо внутреннее происхождение. Она возникла не потому, что так потребовали обстоятельства неодолимой силы, не потому, что какой-то бездарный генерал решил, будто потери будут «допустимыми», и приказал наступать. Гуськову представилась возможность сделать выбор, и он его сделал.

Да, он выбрал меньшее из двух зол, а не чистое добро или махровое зло, но кто, где и когда имел возможность выбирать черное или белое? Принцы в сказках? В жизни нет контрастов. В белом всегда есть оттенок синего или красного, да и черное, если присмотреться, – это скорее глубоко-серое. Так что проблема не в том, что майор выбрал сторону Академика, а не Мазая. Проблема в том, что он в принципе решился сделать какой-то выбор, когда следовало, наверное, просто уйти в сторону.

Но, черт возьми, как это было сделать?! Мир гибнет, друзья гибнут. Если не помочь, как жить после этого?

«Вот и получается, что никакого добровольного принятия решения на самом деле не было. Были как раз те самые «форс-мажорные обстоятельства неодолимой силы», а возможность выбора была иллюзией. Не более того. В результате имеем, что имеем. Полный провал всех оперативных разработок, карьеры и жизненных перспектив. Весело, в цирк не ходи».

Гуськов окинул взглядом заполненный черными воинами берег. С того момента, когда он впервые осознал, что наступил обеими ногами в жир, прошло полчаса, не больше, а ситуация за эти мимолетные тридцать минут изменилась раз десять, как в калейдоскопе с разными преимущественно черными стекляшками.

Сначала была ситуация с Локатором, который стал заложником коварных планов Академика. Потом, когда главные силы черных воинов вошли в нереальность, Гуськову пришлось тоже перейти и убедиться, что сбываются его худшие опасения. Академик упрямо тянул «сцепку» к границе Новой реальности, и возможность сделать новый выбор у Гуськова не возникла. Нет, теперь он как бы мог отпустить руку Локтева и зарядить Академику в ухо, но, во-первых, в нереальности Абрамов был особенно ловок и силен, схватка могла завершиться не в пользу майора. А во-вторых, Гуськова крепко зажали своими чугунными задницами окружающие твари. Арьергард черного войска шел на одном уровне с майором и держался настолько плотно, что Гуськов мог двигаться только вперед или назад, но никак не вправо-влево. То есть дотянуться до Академика ему не удалось бы при всем желании. Ну, а когда вся армия очутилась в Новой реальности и «сцепка», наконец, распалась, махать кулаками стало поздно.

Академик умчался куда-то вперед, а о Гуськове и Локтеве черная армия и ее главнокомандующий словно забыли. Офицеры кое-как сориентировались на местности, заметили человеческий островок в черном море тварей и побрели к нему в надежде… Да без всякой надежды. Просто побрели, поскольку тупо стоять и ждать, когда тебя случайно затопчут или накроет шальной миной, было глупо. Ведь и то, и другое представлялось вполне реальным делом. С левого берега Москвы-реки интенсивно долбили все виды тяжелого полевого оружия, и твари были вынуждены маневрировать. Броня броней, а крупный калибр им явно не нравился. Пока что ни один чужой воин, даже поврежденный, не приближался к навигатору и его спутнику даже на метр, то есть теоретически наступить на людей или запнуться о них не мог. Но ведь когда взрывалось что-нибудь тяжелое, некоторых бойцов отбрасывало взрывной волной, и этот полет они не могли контролировать…

Кстати, тот факт, что черные воины несли потери – минимальные, но все-таки, – вызывал у Гуськова ряд вопросов. Зачем Академик сунулся в самое пекло? Он что, не мог вывести свою армию где-нибудь в тылу мазаевских войск? Или вообще на другом краю города? В этом случае он без всякого шума захватил бы всю Москву, и в окружении тогда оказалась бы не его армия, а мазаевская! Что за прихоть и дешевый понт – выходить на пристрелянном месте и топать в полный рост на пулеметы и пушки? Демонстрация силы? А не дорого ли обойдется? Гуськов решительно не понимал логику Академика. Разве что на самом деле этот странный навигатор был в сговоре с Мазаем, и они просто разыграли спектакль. Но для чего? Чтобы попугать местные власти и выпросить для Мазая неограниченные полномочия?