Навсегда(Роман)
Шрифт:
— Я принесу вам чернила, — сказала Магдяле. — Поставьте на огонь побольше воды.
— Можно большой чайник и еще котелок поставить. Довольно будет?
— Хорошо. А на работу вы как же будете ходить? — строго расспрашивала Магдяле.
— На работу?.. Да вот он немножко подрастет, мы с ним вместе будем на велосипеде ездить. Он у нас мастером будет, да… Мы с ним ладим, с маленьким…
Похоже было, что он так и рассчитывал — просидеть дома, пока маленький подрастет.
— Погодите вы со своим велосипедом! — нетерпеливо
— Минутку, минутку, — с покорной готовностью отозвался старик и тут же исчез.
Немножко подождав, Магдяле вышла на кухню, посмотреть, в чем там дело.
Ползая на коленях перед шкафчиком, Жукаускас вытаскивал с нижней полки и выставлял в ряд на столе маленькие узкие мешочки с крупой. Два или три были насыпаны доверху, другие уже наполовину пусты, третьи — затянуты шнурочками почти у самого основания — в них оставалось всего несколько пригоршен.
Выстроив в ряд все мешочки — серые, полосатые, а один даже в горошинку, из детского Аляниного платья, — старый мастер выпрямился и не без гордости, точно отдавая отчет, стал пояснять:
— Вот тут у нас пшено… Видите, сколько?.. Муки немножко осталось… Сахару только для маленького… — поглаживая тощий мешочек, старик быстро сглотнул голодную слюну.
— Хорошо, хорошо, я вижу, — отмахнулась Магдяле. — Давайте сюда воду… Я приберу, а завтра зайду снова.
Старик спрятал свои мешочки, нерешительно потоптался на месте и сел, сложив руки на коленях, против огня. Глаза у него постепенно принимали прежнее бессмысленное выражение, потом губы точно сами собой начали шевелиться, и Магдяле испугалась, что вот-вот он снова заговорит про сестру Лилю. Поняв, как с ним надо обращаться, она решительно прикрикнула:
— Давайте-ка сюда еще дров, нужно как следует протопить! Не могу же я купать ребенка в холоде!
Жукаускас вздрогнул, заморгал, точно его пробудили от плохого сна, схватил шапку и вышел во двор.
Глава двадцать третья
В течение нескольких дней, пока приходилось возиться со старым Жукаускасом и Степой, Магдяле кое-как удавалось отвлекаться от своих неотвязных мыслей о муже. Но вот уже все было устроено: мальчика брала к себе на весь день соседка, а мастер снова отпер свою ремонтную будку и впрягся в работу…
И тут прежняя тоска охватила Магдяле с такой силой, что она решилась — будь что будет! — пойти в лес и поговорить с Казенасом.
По дороге она дважды сбилась с пути и уже хотела повернуть обратно, когда послышался радостный лай и из-за кустов, размахивая лохматым султаном хвоста, выскочила собака лесничего.
Собака провела гостью по тропинке прямо на поляну, к сторожке. Казенас стоял на крылечке и, хмурясь, старался разглядеть, кто идет.
Едва Магдяле увидела его хмурое, недовольное лицо, как поняла, что откровенного разговора все
Она, улыбаясь, подошла, поздоровалась и, твердо глядя лесничему в глаза, спокойно солгала:
— Ну вот, меня прислал Пятрас!
Лесничий даже не взглянул в ее сторону. Со злостью ковыряя гвоздем в своей трубке, он промычал что-то вроде «мн-мм»… и уселся на ступеньку крыльца, тем самым не очень деликатно показывая, что приглашать ее в дом не собирается.
Магдяле кротко улыбнулась и присела на ступеньку, с ним рядом.
— Прислал? — язвительно буркнул старик. — Прислал, а? А у самого что? Ноги отнялись?
— Это по поводу того разговора, который у вас с ним был. Помните, когда вы приходили ночью?
— Я-то помню! А вот зачем он тебя путает в это дело, это спроси у моего умного сына.
— У него нет от меня секретов.
— Вижу. Очень жаль, что нет.
— Ну, что сделано, того уж не воротишь, — примирительно заметила Магдяле. — Теперь надо решать, что ему делать дальше?
— Это он меня спрашивает? — задыхаясь от накатывающегося на него приступа бешенства, спросил старик. — Он?
Чувствуя, что вот-вот скажет, а может, и уже сказала что-нибудь невпопад, Магдяле решительно кивнула:
— Да, он вас спрашивает.
Лесничий покраснел от злости, открыл рот, но тут же поскорее сунул в него трубку и крепко стиснул зубы, почуяв, что на языке у него теснятся выражения похлестче всех его обыкновенных чертей и жаб. Прикрыв глаза, он несколько минут, тяжело сопя, молчал, а потом заговорил — глухо, медленно, с трудом подбирая слова:
— Так вот оно что! Этот умник… Этот важный служащий Лесного управления!.. Он спрашивает, что ему делать? — И вдруг бешено заорал: — Да пусть сидит себе там, где мягко его задн… Тьфу!..
— Нет, он не хочет больше там сидеть.
— Хочет! — с презрением и злостью крикнул старик.
— Нет!
— Хочет, — уже немного спокойнее повторил Казенас. — «Не хочет!» Почему же он тогда не пришел?
«Вот оно что, — быстро соображала Магдяле. — Он должен был куда-то прийти и не пришел. Так я и знала!»
И громко сказала:
— Он придет.
— Ку-уда? — оскалив зубы в гримасе отвращения, просипел старик и погрозил кому-то кулаком. — Куда это он придет?
Этого она совсем не знала. Но, к счастью, старик продолжал:
— Так, значит, теперь он собрался идти?.. Молодец! Когда все уже ушли, тут, глядишь, и он собрался… — Казенас с ожесточением сплюнул.
Магдяле вся напряглась. Она заставила себя положить руку на плечо старику. Даже погладила тихонько его жесткую куртку.
— Он все-таки ваш сын, — требовательно и умоляюще сказала она. — Вы должны ему помочь. Вы можете…
Лесничий повернулся, посмотрел ей в глаза, опустил голову и устало проговорил:
— Да не желает он, чтобы ему помогали.