Навстречу бездне
Шрифт:
– Так это... Это правда... Ваше письмо?
– Я лгал всю жизнь, миссис Парсел. Даже тогда, когда это не было необходимо, даже тогда, когда это не приносило мне видимых выгод. Сейчас я ухожу. Письмо, о котором вы спрашиваете - моя исповедь.
Тут он стал задыхаться, и Рейчел явственно услышала это.
– Моя исповедь... Исповедь... И мое отмщение... Я рад... Это все... Святая правда... Лайф из шит, дэм ит...
Голос смолк. Рейчел долго смотрела на немую трубку, потом уронила ее на пол. Ей опять показалось, что за ее спиной кто-то стоит, кто-то угрожающий, беспощадный. Она быстро обернулась. На нее смотрел юный Джон Фитцджеральд Кеннеди. Фотография висела невысоко на стене. Джон был снят с матерью и отцом. Большие, внимательные глаза доброжелательно взирали на мир. Она только раз видела эту фотографию. Теперь она испугала Рейчел. Ей почудилось, что во взгляде Джона заключен немой укор. "Но при чем тут я? воскликнула она мысленно. При чем тут я?". Ей показалось, что Джон усмехнулся, словно говоря: "Знаю я вас! Все вы жаждали моей смерти. Правда, от тебя, Рейчел, я коварства не ожидал. Да, видно, верно говорят: "Муж и жена - одна сатана". "Это неправда!
– вновь мысленно воскликнула Рейчел и зарыдала.
– Я только сейчас обо всем узнала. Я ни в чем не виновата перед тобой, Джон! Честное слово! Честное слово!! Честное слово!!!".
Кто-то подошел к двери. Она вскочила на ноги, распахнула ее. Коридор был пуст. Тих. Темен.
Всю ночь Рейчел мучили кошмары. Она забывалась ненадолго хрупким сном. И всякий раз, проснувшись, не могла вспомнить, что же ей только что пригрезилось. Однако постоянным было ощущение чего-то огромного, мохнатого, угрожающего. Часов в семь она окончательно проснулась и лежала, бездумно глядя в пространство*Медленно оделась, вышла в сад. "У Джерри-младшего здоровый сон", - подумала она, идя вдоль озерка, в котором обитал "хозяин". И вдруг остановилась, пораженная мыслью: "Джерри-младший - ведь он же может вырасти таким же, как его отец - столикий Янус. И будет сеять вокруг себя смерть. Я не хочу этого. Я не могу допустить этого. Ведь я же мать. Я должна защитить свое дитя. И сделать это можно, лишь исчезнув из поля зрения Джерри-старшего. Спрятаться в какой-нибудь далекой стране, где нас не обнаружат ищейки и слуги мистера Парсела".
Приняв такое решение, Рейчел вернулась в дом и в течение получаса собралась к отъезду. Она знала, то Джекки не встает ранее половины десятого и боялась разбудить ее своей ходьбой. "Как я теперь смогла бы смотреть ей в глаза? Разговаривать с ней? Сидеть за одним столом и есть ее пищу? Какой подлой и гнусной женщиной я была бы, если бы смолчала о роли Джерри Парсела в судьбе Джона, в их судьбе! Но я не смогла бы - за все богатства мира! рассказать ей правду. Не посмела бы. Иисус Христос, за что подвергаешь меня такому тяжкому испытанию? Я готова на любые страдания. Только не лишай меня разума, ради маленького сына моего - не лишай!".
Когда в одиннадцатом часу Джекки Кеннеди спустилась вниз к позднему завтраку, она была крайне удивлена, не увидев за столом Рейчел.
– А что, миссис Парсел и Джерри-младший еще не появлялись?
– с недоумением спросила она пожилую экономку, которая служила в доме Кеннеди более четверти века.
– Удивительное дело, - отвечала старая женщина.
– Мадам с ребенком покинули ваш дом полтора часа назад.
– Как?
– воскликнула Джекки, и в голосе ее послышались нотки досады.
– Почему такая пешка? Мы разговаривали с Рейчел, с миссис Парсел вчера вечером, и она сказала мне, что поживет здесь еще минимум три-четыре недели.
– Разве можно угадать, что эти Парселы будут делать в следующую минуту?
– проворчала экономка.
– Между прочим, миссис Парсел оставила вам записку, - и она протянула Джекки сложенный вдвое лист бумаги. Джекки раскрыла лист, увидела несколько старательно выписанных слов: "Милая Джекки! За все - спасибо. Срочные дела гонят нас на Север. Прощайте. Рейчел". Записка лишь усилила чувство досады. "Какие у нее могут быть особые дела?
– раздраженно подумала Джекки.
– По мужу затосковала, вот и сбежала. Это я еще могу понять. А вот мне уже бежать не к кому, - она вздохнула, смахнула со щеки непрошенную слезу.
– Но чтобы вот так исчезнуть, не попрощавшись? Я всегда подозревала, что у этих Парселов мало внутренней культуры. Впрочем, Бог им судья". Джекки знала себя скверное настроение ей было обеспечено по меньшей мере до вечера. После завтрака она удалилась в кабинет своего покойного супруга, где сортировала бумаги его личного архива для будущих публикаций - не будут же они вечно засекреченными, эти чертовы бумаги...
Да, последнее время Джерри положительно не переносил одиночества. Оставаясь, пусть ненадолго, наедине с собой, он начинал испытывать какой-то необъяснимый страх. То ему казалось, что за каждой дверью его кто-то подстерегает. То в едва слышном тикании часов ему мерещилась мина-ловушка, которая вот-вот взорвется. И он вспоминал, как на одной из таких мин подорвался в Италии в сорок четвертом совсем молоденький офицерик из их штаба. Боже, сколько тогда было крови! То он вдруг решал, что его конкуренты и враги напичкал кабинет подслушивающей аппаратурой. И он часами пытался ее обнаружить. Конечно, Ларссон и его ребята не дремлют. Но ведь и на старуху бывает проруха. Бывает...
Джерри только что вернулся из Японии и еще в самолете предвкушал встречу с Рейчел и Джерри-младшим. Но оказалось, что они еще не возвращались из Флориды от Джекки Кеннеди. "Загостились!
– тепло подумал Джерри о жене и сыне.
– А Джекки и рада держать их подле себя. Пока ощущение горя у нее не притупилось, ей необходимо быть на людях и с людьми. Это понятно. А отчего одиночество так гнетет меня?".
За ленчем он решил позвонить жене. Дворецкий подкатил на изящной двухэтажной тележке телефон, и вскоре Джерри услышал негромкий женский голос: "Да".
– Я хочу говорить с миссис Кеннеди, - произнес Джерри, поспешно запив сотерном добрый кусок индейки.
– Простите, кто спрашивает миссис Кеннеди?
– Джерри Парсел.
Какое-то время на другом конце провода молчали, и Джерри даже хмыкнул недовольно. Затем тот же голос сказал: "Сейчас мадам возьмет трубку".
– Алло! Джерри? Здравствуй, милый, верный дружище! Рада слышать твой голос.
– Святой Павел, я тоже очень, очень рад!
– бодро откликнулся Джерри.
– Надеюсь, тебе немного легче? Время - испытанный лекарь.
– Как может быть легче?
– Джекки задала этот риторический вопрос, и такая тоска послышалась в ее голосе, такая смертельная тоска, что Джерри поежился.
– Просто заставляю себя жить, потому что есть дети, потому что есть память о Джоне. Он ведь, ты это лучше многих знаешь, если не лучше всех - был великим оптимистом и жизнелюбом.
– Еще бы!
– воскликнул Джерри.
– Еще бы мне это не знать. Тем ужаснее трагедия, пережить которую может лишь сильный. Ты - сильная, Джекки.
– Как поживает Рейчел?
– сменила тему Джекки.
– Как твой доблестный наследник? Надеюсь, ты нашел их в добром здравии?
– Рейчел и Джерри-младший?
– ошеломленно произнес Парсел.
– Постой, но те же вопросы я хотел задать тебе. Вы меня, наверное, решили разыграть. На самом деле Рейчел с Джерри-младшим на руках сидит с тобой и смеется над своим старым дуралеем-мужем.
– Клянусь всеми святыми, их здесь нет!
– встревоженно проговоила Джекки.
– Сегодня ровно неделя, как они уехали в Нью-Йорк.
– Но ведь я же говорю с тобой из Нью-Йорка!
– вскричал Джерри.
– Ничего не понимаю, - сокрушенно выдохнула Джекки. Куда же они могли запропаститься? А, может быть... Нет, их же сопровождали два телохранителя. Да никто и не осмелился бы!