Навстречу закату. Ты нужна мне
Шрифт:
И нет ни одной причины радоваться родству хоть с одним из них. Мне абсолютно ничего от предпологаемого отца не надо, и вряд ли кто-то из нас испытает симпатию просто от факта совпадений по ДНК.
Так что изменится, узнай я правду?
Перевела взгляд на ландшафт, раскинувшийся у подножья горы: солнце только начинало свой путь к горизонту; ещё немного и начнётся самое яркое представление. Завораживающее, дерзкое. Выжимающее чувства от трепетного ожидания до необъяснимого восторга, пока виднеется диск.
Я люблю смотреть на закат. От еле уловимого молчаливого начала до конца. Когда ярко сверкнув на исходе, солнце распыляет по линии горизонта буйства огненных оттенков. А потом, нежно окутав пастельными тонами небо, светило начнет свое черное дело — неявное, но стремительное погружение в вязкую темноту. Которая обязательно заберет все чувства до последней капли и растворит в прохладе ночи.
После эпичного представления всегда наступает темнота.
Но не всегда всё так радужно — ведь порой, когда под небосводом царствуют тучи — ночь приходит внезапно. И становится неважно, какие краски бурлят за темной бездной.
Лирика. Но тем не менее, всё перестаёт иметь значение, когда ты теряешь дорогого человека. Ни содержимое флешки, ни переживания о том, что это содержимое вскроется и станет достоянием общественности. Ни новости о каком-либо родстве.
Ничего не важно, когда ты теряешь.
По-настоящему теряешь.
Я испытываю леденящий ужас каждый раз, вспоминая тот день, когда контрастом на фоне того, что вновь обрела, почувствовала, что в один миг всё потеряла.
Тём там, на парковке у оврага, был уверен, что спасает мне жизнь, и возможно, не оттолкни он меня, всё закончилось бы иначе. Но Алекс точно знал, что не я, а Ларионов окажется жертвой.
И Артём предоставил Круту еще одну возможность снисходительно улыбаться и чувствовать приближение очередной победы. Этот чёртов стратег намеренно выждал удобный момент. Чтобы я всё видела, чтобы у Тёма не было возможности отскочить в сторону.
Он ехал на меня осозновая, что Ларионов бросится меня спасать, а сам… сам подставится.
От воспоминаний к горлу подкатила тошнота, я и сейчас, спустя время, слышу свой собственный крик. Я как будто переношусь в то утро. И снова чувствую, как за мгновение всё внутри обрывается, а тело охватывает парализующий страх.
Вот Алекс несётся на Ларионова, безжалостно сокращает расстояние, дополняя зловещую картину своим беззвучным смехом.
Я пытаюсь успеть к Тёму, неосознанно бросаюсь в его сторону, но секунды слишком коротки. Не снижая скорости, Крут будто ещё яростнее давит на газ, а дальше всё как в тумане — глухой удар, скрежет металла и отлетевший от толчка Ларионов. Гул в ушах, разрывающая тяжесть в груди, а затем по вискам начинает долбить сумасшедший пульс.
На ватных ногах я вмиг подбегаю к Ларионову и почти падаю рядом, чувствуя, как всё тело трясет от непринятия происходящего. Одно ясно — Крут не всё расчитывает, я замечаю причину смягчающего удара — в бок чёрной иномарки за мгновение до катастрофы, врезается тот самый серый джип, который совсем недавно стоял на парковке. Обе машины начинают кружить по мокрой трассе — крутой разворот на триста шестьдесят, скрежет тормозов, и снова рёв двигателя. Кажется, что перед глазами кадры какого-то боевика, а потом в какой-то момент всё исчезает.
Я настолько шокирована, что понимаю лишь отчасти — обе машины, не справившись с управлением, оказываются в кювете, а высота там немалая. Какое-то время слышатся звуки сминаемого от столкновений металла. Кто бы ни был за рулём джипа — я просто не успела рассмотреть, но этот безумец буквально столкнул иномарку Крута с обрыва.
Но на этом ничего не заканчивается — спустя мгновение оглушают звуки взрыва — и из оврага ввысь поднимается чёрное облако. Горло тут же сковывает приторным спазмом. Запах гари разносится по окрестности и забивает лёгкие — мне и так сложно дышать, и я в порыве прижимаю ладонь к губам.
Всё это время я мысленно прошу лишь одного — чтобы Тем пришёл в себя. Сейчас, когда я знаю, что он мне никакой не брат, когда я понимаю, как глупо я могу его потерять, когда так явно осознаю, что сильно люблю.
И пусть не знаю, что именно Тём чувствует ко мне.
Но он нужен мне. Нужен. И именно сейчас я совсем ничего не могу поделать.
Бессилие убивает — Ларионов не может меня оставить, не сейчас… Я не хочу его терять, не могу. Молю, чтобы он меня услышал и чувствую, как по щекам катятся слезы. Они обжигают, в горле стоит ком, хочется кричать, но у меня нет времени отвлекаться на эмоции — я глотаю страх и слабо выдыхаю, нащупывая пульс.
Некоторое время оказываю первую помощь, но Ларионов не двигается. Не двигается, черт его побери. Слезы без предупреждения застилают глаза, и всё вокруг смазывается, пока я обещаю Ларионову расправу в потустороннем мире, если он вот так безвременно меня оставит в этом.
И скорее, от отчаяния я твержу, выплескивая боль и безадресную обиду:
— Я ненавижу тебя, Ларионов! Ненавижу! Ты не можешь меня вот так оставить, слышишь?
Не надеюсь на ответ, и вздрагиваю, когда слышу вздох, а следом хриплый голос Тёма:
— Слышу, крошка. Не самое приятное, что мог бы, особенно после всего, что между нами было.
Я замираю, вообще дышать перестаю. Вытираю испачканными ладонями щеки, а Ларионов открывает глаза:
— Вот так стараешься, жизнь спасаешь, а тебя ненавидят в ответ.
Хочу в него чем-нибудь запустить, но вместо этого растягиваю улыбку:
— Ты жив.
— Скорее всего, так и есть.
Тём медленно играет бровями, по-видимому ещё не до конца придя в себя, и я всё-таки всхлипываю. А когда Тём садится, всё же набрасываюсь на него, обнимая.
— Я бы не оставил, — слышу шепот куда-то в шею и сильнее сжимаю пальцы на плечах Ларионова. — Я же говорил.
Так же быстро, как набрасываюсь в порыве, отстраняюсь — понимаю, что времени у нас нет. К тому же замечаю, что Ларионов теперь держится за голову. Пусть удар был не такой силы, какой наверняка планировался, но я всё равно беспокоюсь, пытаясь найти в карманах телефон:
— Тебе нужен врач.
Резко поднимаюсь, но Тём перехватает меня за запястье и качает головой, мрачно глядя исподлобья: