Навуходоносор II, царь Вавилонский
Шрифт:
Вавилоняне так хорошо отдавали себе отчет в том, что их культовые статуи — материальные предметы, что позволяли себе рассказывать об их изготовлении — правда, с должным почтением. Хотя ремесленники в процессе работы над статуей молились божеству, но делали ее человеческие руки. Законченная и вышедшая из мастерской статуя «оживлялась» при помощи магической церемонии: в простую вещь «вдувалась душа». Совершалось пресуществление: вещь становилась богом, столь же реальным и живым, как этот бог вне храма, в небесах. Вот почему «пресвятой тамариск» называли «костью богов».
Итак, обряд состоял в том, что богам и богиням подносили трапезу, приготовленную не на глазах у них, а на храмовой кухне, как делалось в доме любого высокопоставленного человека. Служба сопровождалась музыкой и пением. Созерцая жертвенные блюда, боги тем самым насыщались ими. Затем вся еда убиралась и делилась между служащими соответственно рангу. Иногда к приготовленным
Богослужение осуществляли специалисты и только они. Жрецы занимались своим делом так же, как любой ремесленник. Никакого особого «призвания», «благодати» от них не требовалось — божественный голос к ним не обращался. Часто эта профессия была наследственной; за людей решала семейная традиция — так же, как в семье гончара или матроса. Конечно, жрецы должны были соответствовать кое-каким требованиям: быть свободными, происходить из хорошей семьи, не иметь физических недостатков. Но вне богослужений они вели мирскую жизнь: женились, не носили особенных одежд, не соблюдали ограничений в пище или каких-либо иных. Перед посвящением в сан проверялась их пригодность, после чего они поступали в храм.
Служители храма занимались культом статуи; они были, так сказать, ее домашними слугами. Обучение они проходили в устной форме у старых жрецов, перенимали у них молитвы и священные действия, а потом точно так же сами передавали их своим преемникам. При этом они не пользовались записями. Найдено очень мало официальных служебников, и объясняется это тем, что жрецы знали все тексты наизусть. Духовное пение преподавалось таким же образом.
Прорицатели и заклинатели, напротив, были учеными писцами: читали, издавали и комментировали свои руководства. Они в основном работали в храме, но в отличие от жрецов им случалось заниматься своим ремеслом и «в городе» — выполнять заказы мирян, когда те считали необходимой их помощь. Вавилоняне в повседневной жизни непрестанно обращались к ним, чтобы узнать будущее, отвести злые чары, благословить новый дом, изгнать беса из больного. Тем самым заклинатели и прорицатели становились посредниками между двумя мирами: обиталищем божества внутри священных оград и городом, окружавшим его и отделенным от него.
Мирянам очень редко случалось приходить в храм. Делали они это по личной инициативе, поодиночке, по случаю: испросить божественной помощи или поблагодарить за исполнение молитвенной просьбы. Так или иначе, во всех случаях между богом и его почитателем, не знавшим установленных формул и ритуалов, стоял «технический» посредник — жрец.
Хозяйственная система храма позволяла очень легко сводить баланс бюджета, поскольку соотношение доходов с расходами было всегда неизменно: когда обильные приношения или умелое ведение хозяйства увеличивали поступление средств, богослужения становились пышнее, при этом и служащие получали больше, кроме того, можно было увеличивать вложения капитала. Текущий ремонт зданий жречество могло осуществлять своими силами. Но полная реставрация всегда требовала больших финансовых ресурсов. Сами стольные города не имели средств на нее, и тогда в дело вступал государь.
Навуходоносор понимал важность этой своей роли. Только у него в Вавилонии была обязанность и возможность решить эту гигантскую в масштабах страны задачу. Его отец этого просто не успел. Навуходоносор хотел показать современникам и оставить потомкам образ царя-строителя: «Я надписываю имя свое на том, что восстановил из развалин».
Храм каждого стольного города Вавилонии был приведен в порядок и в случае надобности перестроен; то же было в Сузах и на островах Персидского залива (Файлаке и Бахрейне). Государь обратил взор на все города своего царства без исключения; объектами его попечения оказались 12 городов. Храмов, в которых велись работы (без учета тех, что находились в самом Вавилоне), насчитывается 21, причем некоторые из них к началу восстановления лежали в руинах. Конечно, не все здания были велики, но некоторые достигали внушительных размеров. Например, «Блистательный дом» бога-солнца в Ларсе имеет в длину 320 метров, а в ширину, в самом широком месте, 80 метров. Добавим сюда столичные храмы — их было 15. Но надписи составлены лишь в честь пяти богов: Мардука в Вавилоне, Набу в Барсиппе, бога города Киш, «Царя Марада» в Мараде, бога-солнца в Сиппаре и бога-солнца
Иштар, лунный бог Ура, Нергал и бог Дера не удостоились «именных» надписей. Между тем эти божества были фигурами первостепенными: им поклонялись по всей Вавилонии, а отнюдь не только в родных городах. Этот пробел объясняется географическими факторами: Навуходоносор составлял особые надписи лишь для северных городов — для бывшей «страны Аккада». Кроме столицы и ее города-спутника Барсиппы, это были Сиппар, Марад и Киш. Южные города обошлись «простой» формулой. В действительности работы в Уре были очень значительными, но сообщалось о них всего лишь шестью краткими строками. А ведь вавилонский царь перестроил там священную ограду, сделав ее настоящей внутренней крепостью: общая толщина двух ее параллельных стен достигла теперь 12 метров. Внутри нее Навуходоносор построил придел бога-луны в главном храме, храмовый двор и еще несколько жертвенников. Одновременно государь велел перестроить и почти весь город и обнести его стеной для защиты жителей и храма.
Навуходоносор особо почитал сиппарского бога-солнце, и это почитание распространилось на такого же бога на юге. В Ларсе, как и в Сиппаре, был «Блистательный дом», также посвященный солнцу. Кажется, большого интереса к южной части страны (древнему Шумеру) у Навуходоносора не было; но для Ларсы он, ради ее бога, сделал исключение. Надо сказать, сам Мардук проявил благосклонность к новому храму и засвидетельствовал свое покровительство царскому предприятию посредством необыкновенного происшествия — можно сказать, явления чуда (сохраняем несогласования оригинала): «Тогда Блистательный дом, храм бога-солнца, расположенный в Ларсе, давно ставший в развалинах, и где навалило песка, расположение его нельзя было узнать. При моем царстве Мардук, господь великий, заключил мир с этим храмом. Он поднял четыре ветра, чтобы поднять его из земли и чтобы расположение его стало видно. Меня, Навуходоносора, царя Вавилона, верного слугу своего, он высочайше послал заново отстроить этот дом».
Когда здания снова становились пригодными для богослужений, Навуходоносор заботился о том, чтобы в них приносились жертвы. Он велел написать: «Я благоустроил храмы великих богов много лучше, чем мои царственные предки». Он давал баранов для жертвоприношения, справедливо названного в служебниках «царской жертвой». Делал ли он что-то сверх того? Во всяком случае, такое впечатление создается при рассмотрении некоторых фрагментов его надписей. В них Навуходоносор особенно настойчиво говорит о том, какие роскошные пиршества устраивались тому или иному богу; так, он велел ежедневно давать Мардуку «двух быков сильных и жирных, одного красивого быка, прекрасно сложенного, жирного барана, прекрасно сложенного, без пятен, сорок восемь превосходных откормленных длинношерстных баранов <…>, четырех уток, сорок голубей, тридцать птиц, четырех утят, трех мышей, связку рыб из глубокого моря, украшение болот, овощей во множестве, плоды садовые, финики обыкновенные и лучшие, фиги, изюм, пиво доброе, масло и сладости, молоко, вино, семена <…> и <разные> вина». Список этот то и дело повторяется в разных царских текстах с вариациями. По-видимому, в нем нет преувеличения: стол Мардука и Набу, безусловно, был чрезвычайно обилен. Менее влиятельные божества питались не так великолепно и разнообразно. Так, Нергал с супругой занимали в пантеоне почетное место, однако в своем храме в Куте получали в день только восемь баранов. К тому же царь обходит молчанием вопрос, кто же на самом деле поставлял эту снедь. На нем или на жречестве лежала обязанность добывать ее? Царские формулы двусмысленны, причем составитель сделал их такими намеренно. Тем самым делался намек (достаточно прозрачный) на реальное положение дел: государь регламентировал, что должны совершать жрецы, а те были обязаны за свой счет исполнять царские повеления. Одним словом, Навуходоносор выставлял себя перед страной в наилучшем свете: он был царем, заботящимся даже о мелких подробностях удовлетворения потребностей богов. Если бы случилось небрежение, оно было бы поставлено в вину только храмовому начальству.
Будучи к нему благосклонен, Навуходоносор в то же время пристально за ним надзирал. От его имени этим занимались правители во всех стольных городах; в частности, они могли, если считали необходимым, вмешиваться в деятельность храмовых «собраний». Царь наблюдал даже за распределением провианта среди храмовых рабов. Дело было отнюдь не в том, что его волновала их участь; он не интересовался тем, в каком они, собственно, находились положении. Царь, адресуясь к их начальству, требовал от него лучше управлять работниками. Может быть, он тем самым замышлял политику, которую персы 100 лет спустя стали проводить открыто: поддерживать рабов против жрецов, ослабляя власть последних изнутри, однако не доводя до явного конфликта? Навуходоносор мог иметь такую мысль, но нигде ее не выразил.