Навязанный рай
Шрифт:
Молоденькая официантка Нюра сидела за стойкой, подпёрши голову ладонями, и уныло наблюдала, как мальчишка методично поглощает мороженое. Другого занятия у неё не намечалось, и ей было откровенно скучно.
– Нюрочка, здравствуй, – сказал я с порога.
Официантка перевела на меня соловый взгляд, но, узнав, тут же преобразилась. Вскочила с места, заулыбалась, расцвела.
– Здравствуй, Артёмушка! Что-то давненько не захаживал. Аль женился, жена завтраками кормит?
– Типун тебе на язык! – наигранно ужаснулся я.
– Завтракать будешь, или только кофе?
– И то, и другое. – Пройдя к стойке, я сел на высокий табурет. – Жареные шпикачки, чипсы, кетчуп с паприкой и, естественно, кофе. Чёрный, натуральный.
– Бегу, родненький! – засуетилась Нюра. – Пять минут, и всё будет готово!
Она включила кофеварку и умчалась на кухню – в межсезонье повар не работал, и всё готовила Нюра. Была она то ли дочкой хозяина кафе, то ли племянницей, о чём не раз намекала, ведя планомерную осаду моей холостяцкой жизни – мол, приданое есть, дело за тобой. А за мной «заржавело». Причём настолько, что захаживал сюда всё реже и реже. Девочка симпатичная, аккуратная, но я таких, озабоченных созданием семейного очага, обходил десятой дорогой. Пелёнки, распашонки, претензии… Зачем мне эта обуза?
Из динамика музыкального центра приглушённо лилась музыка, и вкрадчивый мужской голос задушевно выводил:
Такого снегопада, такого снегопадаДавно не помнят здешние места…М-да, как говорится, не по сезону…
«Зимняя» песня закончилась и тут же сменилась бравурной «летней»:
Тополиный пух, жара, июнь,Ночи такие звёздные…Я чуть не расхохотался. Ни снега, ни тополиного пуха за окном не наблюдалось. Уж лучше бы сводку погоды передали.
За стойкой появилась Нюра со скворчащими на сковородке шпикачками.
– Я тебе с лучком поджарила… Пальчики оближешь! – заявила она, выкладывая шпикачки на тарелку и пододвигая ко мне. Затем налила чашку кофе и поставила рядом.
Полив шпикачки кетчупом, я принялся за еду. Нюра присела напротив, подперла кулачком щёку и принялась смотреть на меня умильным взглядом.
– Ну, как?
– Что – как?
– Вкусно?
Я прожевал кусок и изобразил на лице восторг.
– Женюсь! – выпалил. – Немедленно!
– Тебе бы всё шуточки шутить… – покраснела Нюра и, отведя взгляд, затеребила оборку фартука. – А я здесь одна, можно сказать, увядаю…
– Прямо-таки и увядаешь! Цветёшь и благоухаешь! Не переживай, цветочек, сядет и на твой пестик мохнатый шмель.
И тут я почувствовал на затылке чей-то пристальный взгляд. Скосив глаза на крайний столик, я увидел, что седеющий мужчина о чём-то тихо переговаривается со своим то ли сыном, то ли внуком. Значит, не он. Кто же тогда мог наблюдать за мной в пустом кафе? И только переведя взгляд на зеркальную витрину за спиной Нюры, я понял, кто на меня смотрит. За окном, на тротуарной плитке у кафе, сидел рыжий пёс и не сводил с меня взгляда. После вчерашних событий я был готов к тому, что за мной установят слежку, и мои чувства обострились. Причём настолько, что среагировали на взгляд голодного пса. Это уже паранойя…
Я повернулся на табурете и сквозь стекло посмотрел псу в глаза. Рыжий пёс взгляда не отвёл.
– Чья это собака? – спросил я, вновь поворачиваясь к Нюре.
– Какая собака?
– Вон, за окном.
– У меня здесь кафе, а не площадка для выгула животных, – обиженно протянула Нюра.
– Брось, Нюрочка, дуться, – ласково сказал я. – Жениха мы тебе найдём. Молодого, красивого и, главное, верного, а не такого кобеля, как я.
Нюрочка оттаяла. Хоть ни на йоту не верила пустопорожнему трёпу, но ласка и клятвенные обещания действуют на женщин безотказно.
– Так чья это собака? – вернулся я к своему вопросу. – Ты же во дворе всех собачников знаешь, выгуливают своих питомцев под твоими окнами.
– Ага, – согласилась Нюра. – Как зима, снег, так все собаки сбегаются на площадку гадить… – Прищурившись, она всмотрелась сквозь стекло в пса. – Нет, эту псину в первый раз вижу… Бродячая она, вон и ошейника нет.
Я кивнул в подтверждение своей догадки и принялся доедать шпикачки. Вкусно Нюра готовила, знала, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Но на «вкусно поесть» я не собирался менять холостяцкую свободу.
«Летняя» песня о жаре и тополином пухе закончилась и, наконец, прорезался голос диск-жокея:
– Зима давно сдала свои права, а до лета ещё далеко. Поэтому наше музыкальное путешествие по временам года мы заканчиваем песней, соответствующей сегодняшним погодным условиям.
Из динамика страдальчески полилось:
Лишь только подснежник распустится в срок,Лишь только прокатятся вешние грозы,На белых стволах появляется сок,То плачут берёзы, то плачут берёзы…Напрасно я иронизировал по поводу подборки песен – диск-жокей не зря ел свой хлеб, составляя программы.
– Пицца у тебя с чем? – спросил я, запивая завтрак кофе.
– Ты не наелся, родненький? – вскочила со стула Нюра. – С курятиной и грибами. Сегодняшняя.
– Острая?
– А какую ты хочешь?
– Без перца.
– Разогреть? – Нюра схватила с прилавка пиццу и метнулась к микроволновой печи.
– Не надо, – остановил её я. – С собой возьму.
Расплатившись, взял пиццу со стойки и встал.
– Спасибо, Нюрочка, было очень вкусно.
– Заходи чаще, – жалостливо, в тон звучащей песни, протянула Нюра, глядя на меня томными глазами.
– Как только – так сразу! – клятвенно пообещал я.
Выйдя из кафе, я остановился и посмотрел на пса. Пёс встретил мой взгляд спокойно и не подумал подняться, чтобы подойти. Что ж, как говориться, если гора не идёт к Магомету…
Я подошёл к псу, наклонился и протянул пиццу.
– Будьте любезны, угощайтесь.
Пёс приподнял одно ухо, окинул меня взглядом сверху донизу и аккуратно взял из рук пиццу. Затем лёг, вытянул передние лапы, положил на них пиццу и принялся не спеша есть.