Найди это
Шрифт:
Он смотрел на меня с таким желанием, что, казалось, мое сердце перевернулось, его глаза, будто магниты, пытались вытянуть его из моей груди.
Я верила ему. В его голосе было столько боли, а в теле стыда, что было невозможно не поверить, будто он не думал, что это случиться. Но это не убрало мою боль или мой позор от того, что меня облапошили.
Я подождала, чтобы убедиться, что он закончил говорить, и сказала:
— Хорошо.
Я повернулась, чтобы уйти, и он крикнул мне в спину:
— Хорошо? И все?
—
— Не уходи, Келси. Пожалуйста. Прости меня. Мне никогда не было так жаль. Я собирался рассказать тебе все, как только решил бы, что мы достаточно сильны, чтобы справиться с этим.
Я остановилась, но не повернулась, когда сказала:
— Конечно, я могу с этим справиться. Это ничто, правда. Просто еще одна вещь, которая ненастоящая. — Я могла почувствовать, как падаю опять в эту знакомую яму, то место, в котором провела впустую столько лет. — Это просто еще одна ситуация, которая не считается.
Глава 29
Прошел месяц, а я все еще не могла бежать достаточно быстро, чтобы скрыться.
Я попытала счастья в Греции.
Руины напомнили мне Рим.
Острова напомнили мне Капри.
Все напоминало мне Ханта.
Поэтому я двигалась дальше.
В Германии было слишком много замков.
В Австрии тоже.
Мне пришлось убегать от каждой реки, делящей город пополам.
Каждая игровая площадка дурачила мое сердце, и я терялась.
Нельзя осознать, сколько всего мостов, пока вид одного не разрушит что-то внутри тебя.
Я была близка к тому, чтобы перестать верить в надежду; к тому, что я никогда не найду место, в котором смогу чувствовать себя как дома. Я не могла вернуться в место, в котором выросла. Этот дом был кладбищем, мемориалом потерянных вещей и полученных проблем. И какая-то часть меня болела в каждом новом месте, будто старые раны, которые протестуют при каждой смене погоды.
Но потом я осознала, что нет такого места как дом, что у меня есть еще один выбор. В Мадриде я нашла тихое местечко в своем общежитии - административно-хозяйственное помещение, заполненное чистящими средствами и в котором, возможно, не убирались целое десятилетие.
Я положила ноутбук на колени, и через несколько секунд на мой вызов по скайпу ответила криком банши Блисс.
— Ох, Господи. Никогда больше не жди так долго, чтобы позвонить мне. Мое сумасшествие в твое отсутствие достигло новых высот.
Я подавилась от ее слов:
— Ты? Более сумасшедшая, чем была? Невозможно.
— Келси? Ты там? Звучит так, будто ты пропадаешь.
Здесь больше подошло бы распадаюсь.
Я сильно прижала кулак к свои губам. Кости впились в зубы так сильно, как я и хотела.
— Я здесь, — сказала я. — Сейчас ты меня слышишь?
— Сейчас слышу. Четко и ясно, любимая.
— Ох, дорогая. Прекрати разговаривать, как твой парень. Без акцента звучит противно.
—
— Должно быть, весь твой секс повредил твой мозг, потому что я всегда была субъективной.
Блисс засмеялась, а затем вздохнула, и я задалась вопросом, буду ли я создавать такое же впечатление, если приближусь когда-нибудь к тому, чтобы рассказать ей о Джексоне до всего этого.
— Ох, Господи, Келс. Я даже не знаю. Думаю, я определенно пристрастилась к нему.
Я издала звук, который был чем-то между смешком и стоном, потому что знала, какого это. А ломка такая сука.
— Просто наслаждайся, — сказала я. Пока это длится.
— Что случилось? — спросила Блисс.
— Что ты имеешь в виду?
Я думала, что хорошо скрыла. Господи, может я была такой развалиной, что это просто сочилось из меня и проникало сквозь международное телефонное соединение?
— Я знаю этот звук, — сказала она. — Твой притворный голос.
— У меня не притворный голос.
— Ох, милая. Так и есть. Знаешь... когда твой голос становится глубже, и у тебя внезапно появляется очень хорошая дикция. Ты также становишься громче, демонстрируя, что благодаря оглушительному звуку ты становишься более правдоподобной. Это актерский трюк. У всех нас он есть. А теперь признавайся, что не так.
Я откинула голову к стене и вздохнула.
— Все. Все не так.
— Ну... начни сначала. Расскажи мне, что сначала пошло не так.
Это было легко.
— Я.
Рассказать Блисс о своем детстве было и шокирующе легко, и невероятно сложно.
Я годами училась извращать правду о своем прошлом, поэтому могла принимать участие в разговорах о детстве, которые вели друзья, не выдавая секретов. Как и с каждой ролью, которую я играла, я позволяла себе лишнее. Я вырисовывала образ крутой, бунтарской девочки со страстью к путешествиям. Теперь мне пришлось разбить эту иллюзию, чтобы явить настоящую девушку, не крутую и не бунтарскую... а просто потерянную.
Сложно было начать, но легко продолжить. Я рассказала ей про мистера Эймса и своих родителей. И рассказала ей о том, как научилась бороться и как это, в конце концов, разрушило меня еще больше.
Я рассказала ей все.
Только не про Ханта.
Я открыла рот, чтобы рассказать, но слова просто не выходили. Я не знала, как говорить о нем, не распадаясь от отчаяния. Я не могла объяснить, что он сделал со мной, не объясняя, каким другим он был, какой другой я была рядом с ним. Я была девушкой не для отношений. И может, у нас с Хантом не было настоящих отношений, но они были самыми реальными. Из-за чего я только больше осознала, насколько накрутила себя. Если бы я попыталась поговорить с ним...не уверена, что произошло бы, но это сжатие в моем животе подсказало мне, что я боялась. Боялась снова влюбиться в него, только чтобы вновь пережить это.