Найди меня, мама
Шрифт:
— Между мной и Шалым исключительно рабочие отношения, — я и сама в этом уверенна, потому голос не дрогнул. — Какое отношение имеет Юлия Шалая к делу Заварзина? — наглею, задавая вопросы там, где должна только отвечать.
Продолжаю сверлить его взглядом и жду. Лобанов отвернулся, в этом поединке взглядов уступил капитан.
— Это к вопросу о лояльности, Дарья… — он быстро глянул в мое дело, — Александровна. Мы хорошо делаем свою работу. Но мало что зависит от нас. Юлия Шалая может пройти обвиняемой по обоим делам. Связь очевидна. Но Юлия Владимировна до сих пор
Понимала, еще бы не понимала. Станет ли Сергей прикрывать свою бывшую — вот о чем переживал капитан Лобанов. Но как же быстро следствие вышло на заказчицу Юлю. Странно, что она не особо пряталась, доверять психопатке Белле и Заварзину — это верх глупости. Она и прокололась. Как-то я выпустила ее из поля зрения, не подозревала, а ведь она не многим лучше Беллы. Решила, если Юля развелась сама, то и мстить не будет.
— Эти два дела решено объединить. Веду оба дела я. Заварзин все валит на вас. Делает из вас прожженную аферистку, что подозрительно. В показания Заварзиной против вас тоже не все сходится. На фото, где у вас другая стрижка и цвет волос, она вас не опознала. Либо она не наблюдательна, либо кто-то действует под вашей личиной. Ахатова навела на мысль, что это может быть Юлия Шалая. Она договаривалась с перекупщиками, — он замолчал. Налил воды из графина и выпил. — Но как вы понимаете, принимать решение о ее аресте и предъявлении обвинений буду не я. Это не в моей компетенции. Но вы-то понимаете, чем это грозит вам?
Понимала. Юля и мать его сына, и бывшая жена. Как бы он к ней не относился, всегда прикроет. Отлично понимала, что дело Изабеллы расследовать до конца не станут. Тот, кто все организовал и выполнил руками Беллы, останется безнаказанным. Повесят всех собак на Ахатову и закроют на лечение. А в деле Заварзина, в котором Юля действовала под моей личиной, как утверждает капитан, всех собак повесят на меня. Если, конечно, Сергей поставит выше правды свою репутацию. А могут быть сомнения? Это же ясно, что расчет Юли Шалой оправдается. Репутация Шалого — это репутация "Интерстройинвеста". Очевидно, что мной придется пожертвовать.
— Сожалею, Дарья Александровна, — следователь отвел глаза. — Экспертиза фото, детектор лжи, очная ставка — все докажет, что вы не виновны. Больше шести месяцев мы вас держать не можем. Или должны предъявить доказательства выдвинутых обвинений, или выпустить, — он снова поймал мой взгляд. Чего он ожидал? Истерики, угроз? Я знала, на что шла, соглашаясь работать у Шалого. По крайней мере, догадывалась. — Надеюсь, ваш шеф постарается, чтобы дело закрыли за недостатком улик. Поговорите об этом с адвокатом. Сейчас дела, где фигурируют дети под особым надзором. Вы же знаете. Ради публичной порки, чтобы показать, что бдим, могут прицепиться к вам и впаять по полной.
Он поймал мой испуганный взгляд и снова отвел глаза, торопливо нажал кнопку вызова. В дверях появился конвоир.
Все, кто может решать, знают, что я не виновна, но я все еще здесь. Мне грозит срок, только потому, что меня подставила Шалая, а не кто попроще. Интересно, когда Сергей узнает, что это она, даже если прикроет от публичного позора, сам ей что-нибудь сделает? Или пожалеет как мамашу своего сына?
Эмоции сменяют друг друга. Злость, обида, страх и разочарование, что все напрасно, я так и не узнала
Вскакиваю и начинаю бегать от стены к стене. В камере четыре пустых места, но я пока одна. Пока… Пока Шалый не принял решения забыть обо мне.
В дверях гремит ключ. Это дежурная. Туповато-отстраненное лицо, сонные глаза невидяще смотрят сквозь меня.
— Пименова, на выход! К вам посетитель.
— Кто? — я вскакиваю с нар, оправляю одежду, ожидая ее ответа.
— Сын, — нехотя роняет женщина
Дарья
Все, кто может помочь, знают, что я не виновна, но я все еще здесь. Мне грозит срок, только потому, что меня подставила Шалая, а не кто попроще. Интересно, когда Сергей узнает, что это она, даже если прикроет от публичного позора, сам ей что-нибудь сделает? Или пожалеет как мамашу Вадима?
Эмоции сменяют друг друга. Злость, обида, страх и разочарование, что все напрасно, я так и не узнала кто из мальчиков мой сын. Каким бы ни был итог, скорее всего мальчишек я больше не увижу. Вскакиваю и начинаю бегать от стены к стене. В камере четыре пустых места, но я пока одна. Пока… Пока Шалый не принял решения.
В дверях гремит ключ. Это дежурная. Туповато-отстраненное лицо, сонные глаза невидяще смотрят сквозь меня.
— Пименова, на выход! К вам посетитель.
— Кто? — я вскакиваю с нар, ожидая ее ответа.
— Сын, — нехотя роняет женщина.
Я бегу, почти лечу вперед. Быстрее увидеть Дениску, родные глаза среди давящего казенного окружения. Как же я соскучилась, хотя прошло всего два дня. Мне кажется вечность. Вечность я в одиночестве среди унылых, давящих стен и решеток. Последнее особенно угнетает и в камере, и в кабинете следователя. Будут они и в комнате для свиданий. Но там будет Дениска, а это все меняет.
Конвоир, женщина лет сорока с лишним весом и едва успевает за мной. Но молча пыхтит сзади, не одергивает. Понимает.
Встречные мужчины в форме с удивлением косятся на меня, кивают знакомой дежурной. Где-то гулко с лязгом хлопает дверь. Это местная особенность, как решетки. Все двери закрываются и открываются с особым грохотом. Точно закрывается в последний раз. С таким звуком, наверное, захлопывается крышка гроба.
Дежурная открывает дверь в переговорную, вновь ослепляя меня светом забранных решетками окон. Я зажмуриваюсь от неожиданности и мгновение замираю на месте.
— Твое окно второе, — басит женщина за спиной.
В переговорной мы не одни. Худой мужчина в спортивном костюме, держит у лица допотопную телефонную трубку и успокаивает плачущую с той стороны женщину монотонным "не плачь". Мне не до них. Я всматриваюсь в фигуру за соседним стеклом. Светлые волосы в беспорядке, испуганные глаза ловят мой взгляд.
— Максим! — я удивленно застываю, отступив по инерции пару шагов от порога.
Почему он? Конвоир сказала, что сын. Напутала наверно.