Найди меня, мой принц
Шрифт:
— И тебе доброе утро, сын. Уверен, что нужно. Слушаю тебя, — его величество Яргард Сэйнар откидывается на спинку кресла и выжидающе вскидывает бровь.
— Я люблю одну девушку, — нет времени начинать издалека. Но подобрать слова весьма затруднительно.
— И кто она? Ты из-за неё вчера разнёс к бесам этот кабак? Я знаю её? Она из Сэйнара? — не чувствую, чтобы отец был особо удивлён. Скорее всего, мои душевные метания не остались им незамеченными.
— В этом самая большая сложность. Моя Рамина живёт в мамином родном мире, — и всё же мне удаётся ошеломить моего сдержанного родителя. Вся его сдержанность вмиг испаряется.
— Как
— Отец, извини, у меня сейчас нет времени на подробные объяснения. Я расскажу всё вкратце. Помнишь, я вам с мамой в детстве рассказывал, что мне снятся странные сны? Нэлли тогда почти сразу поняла, что это про её мир.
— Ты говорил, что это прекратилось.
— Да говорил. Чтобы не волновать вас. Её особенно. Она тогда страшно переживала, боялась за меня, ночами не спала, приходила меня проверяла во сне, вот я и решил так успокоить. Тем более, что никакого вреда мне от этих сновидений не было.
— Откуда тебе было это знать… — начинает отец, но я вскидываю руку, прося остановиться.
— Пожалуйста, не перебивай и выслушай. Да сны не прекращались. Я, как видишь, цел и невредим. Возможно, они начались, из-за моих эмпатических способностей, возможно из-за того, что я про этот мир часто думал, сам понимаешь почему, а может причина в том, что однажды Богиня мне этот мир показала во сне, когда хотела, чтобы я принял Нэлли. Я лично склоняюсь к мысли, что сыграло роль сочетание всех этих факторов и кое-каких других. Это уже неважно. Сначала это было редко, я видел никак не связанные фрагменты чьих-то сновидений, а однажды оказался в сне одной девочки. Она чем-то привлекла меня, и я стал сознательно искать её каждый раз, когда засыпал. Это и была Рамина. Мы видим общие сны уже пятнадцать лет. И я уже давно люблю её.
— Тай — это бесперспективное чувство, — произносит отец, хотя я в полной мере ощущаю его сочувствие.
— Ты думаешь, я этого не осознавал? — С горечью интересуюсь у него. — Знал бы ты, сколько раз я пытался не приходить к ней больше. Не держать. Забыться с другими. Позволить ей полюбить другого. Она ведь тоже любит. Меня. Представляешь? Я чувствовал это всей душой. И все равно каждый раз срывался и эгоистично искал её в сновидениях опять. Самый долгий период, который я смог без неё выдержать — это последние полгода. Но я снова сорвался. Для себя нашёл оправдание, что должен попрощаться. Это случилось прошлой ночью.
— Что случилось прошлой ночью, сын? — спрашивает отец, кладя руку на плечо и сжимая.
— Я узнал, что она умирает. Там. А я тут и ничем помочь не могу, спасти её не могу. И я мог её больше никогда не увидеть, не узнать даже, что с ней случилось, если бы не пришёл. Я мог потерять её насовсем, навсегда, — в груди снова больно сжимается и ноют сбитые костяшки на обеих руках, напоминая, что можно забыться в яростном угаре.
— Мне жаль, Тай, — не хочу читать его эмоции, мне от своих больно. Мотаю головой, сжимая зубы до скрипа. А потом выдыхаю и произношу главное:
— Нет. Не надо жалеть. Просто прими моё решение. Я сейчас еду в Храм.
— В Храм? Зачем? — этот вопрос, как ни странно, принадлежит матери. Поворачиваю голову и встречаюсь с её встревоженным взглядом. — Кто умирает?
Её величество королева Анэллия Сэйнар замерла на пороге спальни, видимо услышав часть нашего с отцом разговора.
— Здравствуй, мама. Умирает моя любимая девушка. В твоём родном мире. И я иду в Храм, чтобы умолять Богиню спасти её, как тебя. Притянув душу в этот мир. А потом я собираюсь взять её в жёны, если это будет возможно.
Мама, испуганно выдохнув, смотрит на меня огромными глазами цвета тёплой карамели, потеряв дар речи. Зато отцу есть что сказать.
— Ты понимаешь, насколько бредово это звучит, Тайрэн? Допустим, Богиня тебя послушает, допустим даже сделает, как ты просишь. Но для этого нужно, чтобы одновременно с ней кто-то умирал здесь.
— Совванир большой. В любую минуту в нём где-нибудь кто-нибудь умирает, как это не прискорбно, — возражаю я.
— Хорошо. А если её душа попадёт в тело замужней женщины, или пожилой? Женишься на старухе с молодой душой, сын? Или на мужчине может? Настолько твоя любовь сильна? — зло бьёт наотмашь аргументами родитель.
— Яр! — вскрикивает Нэлли.
— Мам, он прав, это вероятно. Но исходя из твоего случая и случая Ларики Соланьяри, и её размышлений в дневниках, хоть выборка и невелика, конечно, есть основания надеяться, что возраст и пол должны приблизительно совпадать. Мне даже, кажется, что иначе это может не сработать. Я признаться, много думал об этом раньше. Даже Матушку Настоятельницу донимал расспросами, под предлогом интереса, вызванного твоим случаем. Но всегда наталкивался на неприемлемое условие. Её смерть. Потому и отбросил эти мысли давно. Сейчас это, как понимаете, уже не невыполнимое условие, а неотвратимая угроза. Если я не попытаюсь это сделать — она умрёт.
— От чего она умирает? — хмурит мама брови и идёт сначала ко мне, чтобы, как всегда, обнять и поцеловать, а потом к мужу, чтобы устроиться на его подлокотнике, как любит делать. Он привычным движением обнимает её за талию, прижимая к себе.
— Она назвала эту болезнь лейкемией. Объясняла, что это связано с кровью. У нас таких нет, насколько я знаю.
— Рак крови, — Нэлли скорбно закрывает глаза. — В моём прежнем мире от этой болезни много людей умерло.
— Да. Рами говорила, — киваю я.
— Рами? — удивлённо вскидывает брови она, посмотрев на меня.
— Рамина, — с нежностью произношу имя любимой. — В ней столько же света и тепла, сколько в тебе, мама.
Глава 2
Отец так и не принял до конца моё намерение. Он не стал мне напоминать про долг, про то, сколько надежд он питает на мой счёт, как и не сказал, что мой брак неизвестно с кем при наличии братьев, истинных Сэйнаров по крови и силе, может сделать невозможной передачу мне власти, когда придёт время. Это даже от него не зависело. Сила просто изберёт более сильного и нужного стране. Что ж, тогда я стану верной опорой Рикарду, или Дастиану, может даже Айвэну. Уж как сложится. Его величество король Яргард не стал лишать меня прав наследования, давить, или ставить ультиматумы, поскольку видел, что своё решение я менять не стану. А результат ещё неизвестен. В конце концов, он сам меня воспитал и не мог не понимать, что я уже всё взвесил и просчитал последствия, как и смирился с тем, что, по сути, отказываюсь от того, ради чего родился. Это тяжело. Но… Смириться со смертью Рамины я не смогу и требовать этого даже отец не посмеет. Особенно он.