Найди свое счастье
Шрифт:
Мэдлин закатила глаза и потянулась к буфету за сахаром и жареным миндалем для украшения десерта.
— Мне правда надо идти, — дружелюбно сказала Кэрри. — Береги себя.
— Нет-нет, погоди-ка. — Мэдлин побросала все на стол. Она не станет терпеть такое ни от Кэрри Матис, ни от кого бы то ни было еще. — Может быть, мне направиться прямиком в медицинскую комиссию, чтобы твой секрет немного потерял в весе?
Тишина.
— Я знаю обо всех твоих проблемах, Кэрри. Я убираю после тебя каждый раз, как ты погостишь здесь. И я не дура.
Кэрри задохнулась.
— Если серьезные люди в правительстве узнают, что департаментом здравоохранения управляет подсевшая на эфедрин, страдающая булимией истеричка, то они выпнут тебя из твоего кабинета к чертям собачьим, и покатишься ты колбаской по всему Кентукки.
— Ты не посмеешь угрожать мне, — сказала Кэрри.
— Тогда делай то, что я говорю. Настала твоя очередь выполнять самую грязную работу.
— Это шантаж.
— Нет, — возразила Мэдлин. — Шантажисткой будешь меня называть, когда я всем газетам раструблю, что ты осуждена за сталкерство.
— Откуда ты знаешь про это?
— Окружной секретарь — моя бывшая золовка.
— Чего ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты задействовала все свои таланты и сделала так, чтобы Мэтт Боланд больше не встречался со своей девушкой. А еще я хочу, чтобы ты управилась ко Дню благодарения.
Глава 14
Кэт села на пассажирское сиденье седана Риты Кавано, припоминая, когда же в своей жизни она была более неловкой. Рита все время напоминала Кэт Вирджила посадкой своей головы, тем, как она горбила спину, и еще тем, что она не могла находиться с Кэт в одной комнате.
— Так ты все эти годы жила в Балтиморе?
Кэт устало кивнула.
— Как ты узнала, что я приду навестить тебя сегодня?
— Как я понимаю, ты должна была навестить меня вечером семнадцатого января, в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом, — сказала она, смеясь. — Ведь именно это попросила сделать тебя твоя мать.
— Мне это было не по нраву. Ведь ты угрожала, что меня выгонят из школы, помнишь?
Рита покачала головой:
— Ах, Кэтрин, а ты все такая же самоуверенная и дерзкая, какой была в десятом классе, и слышишь ты только то, что хочешь. В тот день я лишь сказала тебе, что ты можешь посещать уроки до того, как станет виден твой живот. Я вовсе не выгоняла тебя. А это разные вещи.
— Правильно. Моя ошибка.
Рита вела машину в полной тишине, а Кэт собиралась с духом, чтобы сделать то, для чего она сюда пришла.
— Думаю, что ты не станешь отрицать того, что была невероятно жестокой, Рита.
Та взглянула на нее с раздражением.
— Я была ребенком, — продолжала Кэт. — Я была напугана до смерти. А ты беспокоилась лишь о том, как эта история отразится на тебе.
— Не на мне, а на всей семье, Кэтрин. Я беспокоилась о том, как все это отразится на твоих родителях.
Кэт покачала головой:
— Мы говорим о Персуэйшн. Даже если бы нога моя больше не ступила на порог школы, все знали бы, что я беременна.
— Я скажу тебе, в чем настоящая трагедия, Кэт. Она в том, что такая умная девочка, как ты, не смогла хранить свою девичью честь немного подольше.
Это было последней каплей.
— Остановись. Я выйду из машины.
— О, пожалуйста. — Рита махнула рукой. — Только я хотела отдать тебе несколько коробок с вещами матери. Она хотела, чтобы они хранились у тебя. Как только я услышала, что ты в городе, я спустила их с чердака.
Кэт облокотилась на край пассажирского окна и положила ладонь на лоб. Ее удивило то, что мать хотела оставить для нее какие-то вещи. Сентиментальность и Бетти Энн Кавано, по мнению Кэт, были несовместимы.
— Ты разговаривала с отцом?
— Недолго. В госпитале.
Рита кивнула:
— Тебе надо поговорить с ним. Так будет лучше для вас обоих. Я знаю, что он это оценит.
Настала очередь Кэт посмеяться.
— Он не оценил ничего, что я сделала в жизни.
— Он не вечен, сама знаешь, и однажды умрет.
— Как и мама, — сказала Кэт.
Рита свернула на улицу, на которой она жила, насколько помнила Кэт.
— Пойдем, поможешь мне с коробками.
Как только Кэт зашла в прихожую, ее начало подташнивать. Что-то похожее на запах ее дома удушливой волной захлестнуло ее и подкатило к горлу. Она почувствовала панику. Рита посмотрела на нее словно на сумасшедшую, так что Кэт поспешила взять коробку, прижала ее к себе и начала уговаривать себя, что обоняние, как она читала, одно из первобытных органов восприятия, связано с памятью. Кэт взяла другую коробку и повторила все с начала, и на этот раз негативные ощущения были не такими острыми. К счастью, последнюю коробку прихватила Рита.
Когда они вернулись к машине, Рита посмотрела на Кэт и спросила:
— Что-то не так?
— Ничего особенного, — ответила Кэт.
— Тогда скажи мне, помнишь ли ты Джоанну Лавлесс? Она была на год младше тебя, мне кажется.
— Кажется, помню.
— Сейчас она редактор местной газеты. Она интересовалась, не согласишься ли ты дать интервью для воскресного выпуска, что-то вроде рассказа о возвращении на родину.
— Хм…
— Я сказала ей, что именно так ты и ответишь.
Рита остановилась возле домика на Лорел-лейн, что заставило Кэт улыбнуться.
— Я не говорила тебе, где живу.
— А тебе и не надо об этом говорить.
Рита ждала в машине, глядя в окно. Сторонний наблюдатель, пожалуй, мог удивиться, видя, как Кэт таскает в дом коробки, одну за другой. «Холодно, холодно, холодно», — повторяла про себя Кэт, перетаскивая коробки. Это было не просто слово. Это был образ, чувство, и относилось оно не только к ее любимой тетушке. Это чувство было таким сильным, что его могло описать только это слово.