Найди свою правду
Шрифт:
– А как насчет других вещей?
– Каких других вещей?
– Картинки во внутреннем кармане, левом переднем.
Сэм не стал спрашивать, как Воющий Койот узнал о них.
– Это просто фотографии. К колдовству они не имеют отношения.
– На них твоя сестра, твой брат и твои родители, не так ли? Что может быть более колдовским, чем семья? Это по-настоящему для тебя важно, щенок. По крайней мере, так ты сказал Урдилу. Говоришь, такие связи не важны для колдовства?
Сэм не был уверен, нужен ли шаману ответ.
– Ты не должен отвечать на этот вопрос. Хотя, все же, ответь. Что во всем этом общего?
Ничего.
– Все это связано с моим колдовством.
– Сам ответ придумал?
– Да.
– Так уж и сам?
– Да, сам, – раздраженно огрызнулся Сэм.
– Точно, – Старик снова уселся на землю, снял бронированную шляпу и положил ее рядом с собой. Из мешка достал расческу и занялся своими волосами. Седые пряди сверкнули, как металлический закат.
– Разведи огонь.
На этот раз у Сэма получилось все намного лучше, чтобы удовлетворить требования шамана. Следуя указаниям Воющего Койота, Сэм достал травы из банок на полках кивы и принес их шаману, который разбросал их по лесу и немного по воздуху. Остальное он ссыпал в небольшую кучку, добавил щепок, после чего отправил Сэма, чтобы тот принес угля от костра в той же киве. Надо было разжечь огонь.
Костер схватился сразу, чему Сэм был рад. Промерзший от вечернего ветерка, он жаждал теплоты огня. Он хотел сесть рядом, прогреться и отдохнуть, но у Воющего Койота были другие планы.
– Следуй за мной, – приказал шаман. – Делай шаги точь-в-точь как я. Слушай песню и, если знаешь ее, пой.
Воющий Койот начал шаркать и топать, танцуя по окружности вокруг костра. Когда он запел, голос его стал тихим и скрипучим. Время от времени он бил погремушкой, сделанной из полой тыквы. Мощь песни росла, пока не стала пульсировать силой. Это была песня вызова:
Он приходит, в огне и дыму.
Он приходит, открывая путь.
Он приходит, с ложью и истиной.
Обращаясь к красоте, он приходит.
Сэм следовал в танце, двигаясь в идеальном ритме песни. Дым окутывал его, наполнял ноздри смолистым запахом горящей смолы. Песня наполнила его разум и он подхватил ее, голос смешался с голосом старика. Они танцевали под луной, зависшей в небе.
Дым, который, казалось, протянул руку и окутал Сэма, отстранился. Он висел низко над огнем, вопреки скачущему пламени. Дым собрался в бурлящее облако, скрывшее танец шамана на той стороне костра. Из облака начала проступать фигура. Она вырастала, руки протянулись к небу. Хотя фигура была человеческой, голова у дымного облака оказалась головой койота. Заостренную морду расколола широкая собачья усмешка, а потом пасть захлопнулась. Голова поднялась, дымный койот завыл на луну. Потом морда опустилась, призрачный образ получился темным, пустые глазницы вперились в Сэма. Пасть снова раскрылась, показалось, что фигура снова усмехнулась, но пасть раскрылась шире и поглотила его.
Сознание Сэма закружилось в колдовстве. Оно окутало его в объятьях, он оказался в гармонии с окружающим миром и с самим собой. Он не боялся.
Он чувствовал, что сейчас он был целым, всем тем, что он сейчас и всем тем, чем когда-то был. Поначалу он позволил отдаться потоку маны, позволяя ей затянуть себя глубже в потустороннее,
Когда же это началось? Когда колдовство впервые коснулось его жизни?
Он думал, что это произошло при первой встрече с Собакой, но сразу понял, что уже тогда его опыт был мощным и необычным, а значит колдовство коснулось его задолго до этого. По словам профессора Лэверти, Сэм использовал колдовство, чтобы защитить себя задолго до встречи со своим тотемом. Сэм вспомнил поляну и огненный шар, взорвавший его, сжигая одежду и чуть было его не убивший. Он даже не знал, что делает, но отразил огненный снаряд силой колдовства. Разве это был первый раз, когда колдовство повлияло на его жизнь? Это был первый, индивидуальный и ощутимым эффект, которые он мог вспомнить. Ранние же контакты были всего лишь наблюдательными, происходили тогда, когда кто-то другой использовал силу колдовства. Несомненно, что-то в тех случаях должно было быть и от него.
Он отправил разум назад, чтобы позволить заново пережить свой колдовской опыт. Конечно, сейчас он его распознает, ведь теперь он понимает колдовство лучше. Наверное, так и задумал Воющий Койот, организовавший полет сна. Шаман намекнул, что это может стать ключом к его жизни и жизни Дженис. Если это правда, Сэм сможет использовать этот ключ, чтобы разорвать цепи, связывающие ее.
Колдовство обволокло его и закрутило прочь. Время скользнуло от настоящего к прошлому, сливая оба времени в одно. Прошлое стало сегодняшним, и он стал собой тогдашним, за исключением того, что все воспоминания, случившиеся позже, остались с ним. Шаман Твист стал Сэмом Вернером из прошлого.
Заклинание чуть не рухнуло, когда он понял, в какой день и в какое время спроецировался. Было девять часов вечера седьмого февраля две тысячи тридцать девятого года. Тогда он был еще подростком и для семьи до сих пор был всего лишь Сэмми. Но это будет недолго. Через час он останется сиротой.
Седьмое февраля две тысячи тридцать девятого года, ужасный день, позже ставший известным как Ночь Ярости. В ту ночь мир подвергся массировному взрыву насилия. Хоть жертвами разрушений и жестокости стали, в основном, мета-люди, в некоторых случаях они наносили отдельные удары, по одиночке и группами. В метрополисах и крупных городах массовые беспорядки и пожары бушевали несколько дней. В менее урбанизированных районах насилие и жестокость продолжалась несколько недель. Средства массовой информации списали все на внешнее психологическое влияние, совпавшее со спонтанной агрессией угнетаемых рас, чему приводили в доказательство мнение ученых и специалистов по колдовству. В любом случае, боссы медиа-структур не видели или не хотели видеть, что в огромной деревне средства информации служат пороховой бочкой эмоций, где одна небольшая искра способна взорвать целый мир.
Как и многие другие семьи, Вернеры стали невольными жертвами насилия. В тот вечер отец Сэмми сделал редкое, порывистое предложение, чтобы семья оторвалась от обычной рутины и сходила на обед. Мать настаивала, что Дженис необходимо быть дома, чтобы в десять лечь спать, но отец, что для него было нехарактерно, на сегодня отменил этот распорядок. Разок пободрствовать ночью никому не повредит, так он тогда сказал. В итоге все оделись, прошли три квартала до метро, где сели в поезд-пулю в районе Греенбелт.