Назад в СССР: демон бокса 2
Шрифт:
Самым неприятным местом на трассе был перевал Саланг, и не только тоннель, по которому ехали, вжав голову в плечи: вдруг подрыв, завалит, умрём, похороненные заживо. Прямые участки, окружённые горами, были ничуть не лучше, местность идеально способствовала организации засад, и всю её под контроль не возьмёшь, для этого «ограниченный» контингент пришлось бы раздуть до безграничного. Да что горы, большинство уездных центров контролировали повстанцы.
Как описать происходившее?
Три километра над уровнем моря. Длинная колонна, впереди танк Т-62 или Т-55, разница невелика, несколько БТРов или БМП, потом грузовики. Замыкающие — танк и БТРы. Именно задний танк важен: он может стрелять поверх колонны, и у него
Если духов много, обстреляют и хвост, запирая нас на узкой дороге, где объехать или развернуться проблематично, сколько случаев было, когда неисправный грузовик или даже БТР летел с обрыва, чтоб освободить путь для остальных.
Если же возможно было спихнуть в сторону, вдоль обочины чернели обгорелые остовы.
Длинная змея машин поднимает безумное количество пыли. Она всюду. Первое, что усваивают новички: забить нахрен на все наставления по уходу за оружием. Если на автомате после чистки останется тончайший слой смазки, считай себя покойником. Пыль, как не извращайся и не берегись, непременно проникнет внутрь и, перемешанная с маслом, образует идеальный абразивный материал, «калаш» откажет чрезвычайно быстро. Масла налей чуть больше — готова весьма эффективная затычка. Парадокс, но трение голого металла о металл даже несколько меньше. Поэтому чистить внутрянку автоматов и пулемётов приходится часто и сверхтщательно, но в конце непременно протирать насухо.
Жаль, что рот и нос не протрёшь. Пыль забивает ноздри, хрустит на зубах.
А над всем этим пыльным безобразием безжалостно сверкает жестокое горное солнце. Точно такое светило на Кавказе при знакомстве с «Вышним». Слышишь, инопланетный уродец? Здесь, близ тоннеля Саланг, я бесконечно далёк от добывания тебе миллионов, хоть придушивай, хоть обссыкайся кипятком.
Само собой в такие рейсы ходил не каждую неделю, домой писал: всё хорошо, разлюбезная Виктория Львовна, народ подобрался покладистый, можно сказать, душевный, с огоньком, дислокация наша протекает гладко, в обстановке братской общности и согласия. И разнежился я на горячем солнышке, ни о чём беспокойства не испытывая. Солнышко здесь такое, аж в глазах бело…
Надеялся — поймёт, правду военная цензура не пропустит, поэтому пародировал товарища Сухова из «Белого солнца пустыни».
В ноябре с группой афганцев из местной службы безопасности, аналог советского КГБ, сопровождал некую особо ценную посылку, прилетевшую из Москвы, небольшой такой сейф с кодовым замком. Снова почему-то вспомнились «Сирены Титана» и самое главное послание, перевозившееся инопланетным кораблём, содержавшее единственное слово «привет». Наш БТР-80 занял место в середине колонны, в теории самое безопасное. Я сидел на броне, ближе к корме, положив АКМ, завёрнутый в одеяло, на коленки, обозревая левую сторону, афганец рядом смотрел направо. За три с лишним месяца не то чтобы выучил пуштунский язык, но так — нахватался верхушек, вполне мог ходить с местными, не нуждаясь в переводчике.
Сильно задержались с выездом, лучше было бы обождать, но кто-то торопил. Когда до Кабульского шоссе оставались считанные километры, начало темнеть, что очень нехорошо. У духов попадались приборы ночного видения, да и при свете звёзд машины видны неплохо даже при выключенных фарах. Рассмотреть стрелков на окружающих трассу небольших горках получится, только когда те кроют огонь — по вспышкам из стволов.
— Ахмед! Вижу слева блики от стёклышек.
— Бинокли. А, шайтан… Всё в руках Аллаха, брат. Следят. Молись, чтоб не напали.
Наш конвой был совсем некрупным — всего десятка полтора машин, включая БТРы, танков — ни одного. Шли небыстро, дорога была грунтовая и очень разбитая. Заднице доставалось особенно, когда не одно-два колеса, а все восемь попадали в выбоины одновременно, броневик начинал прыгать как горный козёл, меня подбрасывало и так прикладывало о верхний бронелист, что не удивлюсь образованию на нём вмятин от моих полупопий. Внизу в десантном отделении — не лучше, если не удержался, голова в каске бьётся о потолок и прочие твёрдые конструкции, соперничая с языком колокола: бам-бам-бам. К тому же попадание из РПГ-7 по корпусу, а броня у БТРа только против автоматных пуль, с большой вероятностью выписывает похоронки всем, под той бронёй находящимся. Конечно, вопреки наставлениям люки открыты, чтоб ударная волна от взрыва вышла из заброневого пространства, причинив минимум ущерба… Но я точно не согласен находиться внутри коробочки, если будет прилёт.
Прошло минут десять или пятнадцать с того момента, как обнаружил блики. Напряжение чуть отпустило. Достал флягу с водой, отхлебнул, смывая песок с зубов. И тут началось.
Когда бабахнуло впереди, это головная машина набрела на мину, я как сидел, так и кинулся головой вперёд с брони как купальщик в речку, только каменистая почва там нефига не жидкая и не мягкая. Флягу потерял, не до неё, угодил в какую-то канаву, давшую призрачное укрытие, и выдернул АКМ из одеяла.
Сразу после взрыва полилась яростная стрельба с обеих сторон. С нашей тяжело грохотали башенные «владимировы», стрекотали автоматы и ручные пулемёты, с гор к автоматным очередям присоединялись одиночные хлопки, и это самое неприятное, кто-то сохранил и приволок древние английские винтовки «бур», тяжелые и неудобные, зато мощные и точные. В упор, говорят, пробивают борт БТР, сам, правда, не видел.
У наших тактика — палить в белый свет как в копеечку, просто заливая позиции партизан валом пуль, заставляя прижиматься, кого-то и подранят. АК-74 демонстрирует чудеса живучести, его не клинит после расстрела нескольких магазинов подряд, даже если взяты магазины от ручного пулемёта.
У меня же АКМ, он чуть тяжелее, пуля крупнее и дальность прямого выстрела меньше, но с моим опытом…
Поэтому бил прицельно короткими очередями, перекатывался, снова стрелял, прячась за валунами и ныряя в очередную выбоину от колёс. Хоть, по большому счёту, где-то сочувствовал афганцам, они пострадали от той войны многократно сильнее, чем советские, стопроцентно имели право защищать родную землю от иностранцев и иноверцев. Но сейчас, в горячке боя, насрать, кто по большому счёт прав или виноват в этой войне. Я на стороне парней из царандоя и службы безопасности, наши общие враги — на той гряде холмов, со всеми нюансами разберёмся позже… Если останется кому разбираться. Оттого наводил тщательно и радовался, когда после моей очереди по вспышкам выстрелов с той позиции больше никто по нам не пулял.
Мой бронетранспортёр уже горел метрах в тридцати-сорока. От пылающих машин низко стелился дым. Стрельба потихоньку стихала, первой прекратилась с нашей стороны.
Я вставил последний магазин, перевязанный с братиком синей изолентой. Шестьдесят патрон, пистолет Макарова, к нему шестнадцать патрон, две гранаты… Как-то мало против группы партизан, бесстрашно выбравшихся из укрытий и направившихся вниз.
Как легендарные герои Второй мировой, встать во весь рост и от пояса высадить рожок, когда подойдут шагов на тридцать, потом упасть, пронзённому пулями от уцелевших?
Не вариант. У меня скоро родится сын. Или дочь, ей охотно прощу, что она — не сын.
Стараясь не совершать резких движений, пополз к ближайшему бортовому «уралу», тоже горевшему. Тихо, аккуратно… Не кашлять! Дым от соляры и масла был такой густой, что, казалось, его можно мазать на хлеб.
Под картером двигателя, позади переднего моста, было вообще невыносимо. С коробки передач летели капли кипящей жидкости. Говорите, в Афганистане жарко? Так жарко, как под сожжённым «уралом», мне не было никогда.