Назад в СССР: демон бокса
Шрифт:
Хуже всего, «пли» израсходовано более чем на две трети, точнее не скажу. Видно, вложено в удары, не достигшие цели. Если в моём первом спарринге с Моней соперник был выше меня на голову по всем статьям, этот настолько же превосходил моего товарища по команде.
Семь бед — один ответ. Ценой снятия защиты и пропущенного бокового в голову ввалил ему кросс. В глазах армейца мелькнуло торжество. Он — явно сильнее и на обмене ударами забьёт меня как мамонта. Бах! И бах в ответ, снова бах-бах. Он пропускал, но без видимого вреда для себя, лупил на взаимность гораздо тяжелее,
Обломись. Вместо очередного кросса я засветил ему джолт в солнышко, зарядив остатки «пли». Всё же подросток… Ну и хрен с ним.
Перчатка Марата просвистела мимо, он согнулся, не вернул руку к челюсти и получил хук левой. В его наклонённую голову очень удобно влетел апперкот, заставив распрямится. А потом сработали другие рефлексы. Выплюнув капу, я с криком засадил ему цуки в челюсть, наметив цель на два сантиметра глубже, чем ямка его подбородка.
— Стоп! Я сказал сто-оп! — разорялся рефери и даже не стал открывать счёт.
Разрядник сложился в коленках, рухнув вперёд как сломанная буратинка. Меня самого было впору уносить — накостылял он мне бескомпромиссно. Когда судья поднял мою руку, думал лишь об одном — не рухнуть самому.
Отдышался только в раздевалке. Следующего нашего выводил ассистент, ребята все вышли поболеть, Коган остался со мной тет-а-тет.
— Валера, что это было в конце? В боксе никто так не бьёт! И что ты орал?
— Кимэ. Добивание поверженного соперника, как правило — лежачего. Но Маратик стоял. Если бы я не провёл ему этот контрольный, очухался бы и накидал мне. Выиграл бы если не вчистую, то по очкам.
— У тебя переносица рассечена! Как ты в восьмушке выйдешь?
Я прижал руку, уже разбинтованную, к лицу и остановил кровотечение.
— Пустяки. Это его кровь. До восьмушки двое суток. Отосплюсь, погуляю. Завтра даже в школу не пойду.
— Бедота ты… Ни одной тренерской установки не выполнил. И зачем я с тобой вожусь?
— Главное дело — чтобы воля была к победе! — я процитировал столь популярного здесь Высоцкого в очередной раз, более любимого в народе, чем Пол Маккартни в Великобритании. — Согласитесь, Владимир Львович, воли к победе мне не занимать.
— Только растрачиваешь её и здоровье на пустяки. Подумаешь, одна шестнадцатая «Первой перчатки»! Я вас к чемпионату Союза готовлю. Там — да, ставки высоки. Сейчас тебе надо нарабатывать технику и беречь голову, а не получать сотрясение мозга. Ну-ка встань, притронься пальцем к кончику носа! Подними правую ногу и стой на одной, закрыв глаза.
Я выполнил. И попытался схохмить:
— Как говорил старик Рабинович на вопрос о самочувствии: не дождётесь. Нет у меня сотрясения мозга.
Если откровенно, то было, но прошло. Этого я, конечно, не добавил.
— Ладно. Дуй домой. Приложи снег к разбитым местам, твоей рожей будто бампер «волги» рихтовали. До четверга.
— Хорошо…
— И, Валера. Конечно, я тобой недоволен. Но всё же первый бой с досрочной победой — это отличное начало. Поздравляю!
Вряд ли от моей победы будет в восторге Ким. На 23 февраля у нас взяты билеты в Москву, на закрытое первенство «Динамо» по боевому самбо. И на тот же день приходится финал бокса. Мало того, что полторы недели перед ответственным соревнованием даже не заглядываю в борцовский зал института физкультуры, в столицу еду вымотанным боксёрским турниром. Вот если сольюсь в шестнадцатой или хотя бы в одной восьмой, хватит времени на всё… Наверное.
А ещё Вероника Леопольдовна влепит трояк по физкультуре за третью четверть. Обещала, по крайней мере, если я, её главная надежда, не выступлю за сборную сто двадцать седьмой школы на районной спартакиаде по гимнастике в конце февраля. Надо же — единственный реальный спортсмен в её классе и не защитит честь школы! То есть к разъезжающимся двум стульям боевого самбо и бокса в компанию затесалась маленькая школьная табуретка.
Поскольку я вернулся домой примерно в то же время, что и обычно с «Динамо», не пришлось признаваться в участии в соревнованиях. Запихнул грязную форму в ящик для белья. Ма обычно накапливала на загрузку стиральной машины «Урал», здоровенной, но без отжима, всегда ворчала, что моего вонючего и потного больше, чем от неё и папы вместе взятых, и одновременно выписывала мне фитили, если беру на треню несвежую майку: «подумают, что ты живёшь в семье бомжей». Так ненавязчиво, но абсолютно по любому поводу выражала своё недовольство моим спортом.
Прилёг на кушетку, начал читать Олдриджа «Последний дюйм» на английском, спасибо Марии Васильевне. Поскольку сам в прошлых командировках учился сажать самолёт, очень чётко прочувствовал ощущения пацана, впервые севшего за ручку управления. Пусть не последний дюйм, но вот последний фут перед касанием колёсами бетонки — он и правда исключительно важен…
— Евгений! Валерик! Это же ужас какой-то!
Я думал, ма увидела крысу и перепугалась, кинулся к ней в ванную, туда же спешил отец, отложив «Советский спорт». Нет, она просто держала мою белую майку с синей буквой «Д» и с красным пятном на груди.
— Валерочка! Тебя избили в кровь?! Больше никакого бокса!
— Кровь не моя. Так, пацан ушибся, отвёл его в раздевалку. Смотри, на мне даже синяков нет.
— В боксе, по крайней мере, с брусьев и с турника не свалится, — пробовал заступиться па, но ничего не вышло, у мамы началась очередная антиспортивная истерия.
— Я приняла решение! И не надо со мной спорить. В школе у тебя есть физкультура? Достаточно. Я места себе не нахожу, пока ты вечером один едешь с пересадкой через весь город!
— Кто же вас просил переезжать из центра?
Тут уже папа, считавший получение трёшки личной заслугой на уровне взятия Рейхстага, не на шутку взбеленился, обозвал меня «неблагодарной скотиной» и даже замахнулся, но отступился, заметив, что я рефлекторно поднял руки и встал в стойку.
— Ясно. Возвращаясь к напечатанному. Завтра же прошу в «Динамо» направление в спортинтернат. Только после таких проводов, дорогие родители, прошу не рассчитывать, что намерен вас навещать по воскресеньям.