Назови меня чужой
Шрифт:
Привычно бреду в душ. Все кости ломит, будто били наяву. Долго стою под мощными горячими струями. Вроде отпускает немного. Сердце не несется галопом и от фантомных болей не ломит конечности. И на том спасибо!
Напялив на мокрое тело халат, тащусь на кухню. Прикуриваю, стараясь совладать с дрожащими руками. Выхожу на балкон и, вдохнув свежий воздух, тянущийся с Финского залива, задумываюсь.
Что, мать вашу, происходит?
3
Почему эта вероломная дрянь снится мне каждую ночь? Какого хрена я не могу ее забыть и жить нормально? Жениться, в конце концов! Я же не любил ее. Никогда! Не торчал
– Так почему же ты мне снишься, Яночка? – спрашиваю, пытаясь разглядеть в свинцовом небе, нависшем над Заливом, знакомую до боли фигурку. Подставляю лицо под накрапывающий дождь, медленно затягиваюсь.
– Вот навязалась на мою голову, – вздыхаю тяжко.
Сзади слышатся легкие шаги. Еле слышный скрип двери.
– Опять кошмары, – надув губки, авторитетно заявляет Инночка. – Я все-таки запишу тебя к Анечке, Кит. Она чудесный психолог!
Инночка, Анечка, Кит, – сплошной зефир в шоколаде. Гламур и мармелад! Но меня устраивает именно такой сценарий. Без лишних заморочек и обид.
Инночка уж точно не обидится на мои шутки, не уйдет с высоко поднятой головой. Не пришлет эсэмэской дурацкую отповедь. Не выйдет замуж за первого встречного. Как это сделала Яна. Бросила меня, стерва!
– Хорошо, – киваю, лишь бы отвязаться. Потом всегда можно будет перенести, затем отменить…
– Давай поспим хоть немного. Еще часа два есть в запасе, – просит Инночка, убирая назад черные волосы и обнажая обтянутую кружевом грудь. Являя мне натуральную троечку. Не бог весь что, но натурель. Даже после ночи моя милая идеально причесана. Чего не скажешь о Яне. Там всегда на голове бардак. Вселенский хаос.
– Сейчас приду, зай, – отмахиваюсь, как от надоедливой мухи. – Докурю вот, – показываю на тлеющую в пальцах сигарету. Меня давно не пронять черными кружавчиками и зазывными позами. Все случится, когда я захочу, и никак иначе.
– Жду тебя, – сложив губки бантиком, поводит плечиком Инночка. И я точно знаю, что сейчас она уляжется в мою постель. А значит, поспать не удастся. Девочке захочется утренней разминки. Вот только я всегда после таких снов опасаюсь заделаться импотентом. Ни одной бабы не хочу, если она не Яна. Пусть сначала попустит немного.
Как я, блин, докатился до жизни такой? Делаю шаг к перилам и с высоты семнадцатого этажа смотрю вниз на пустую трассу, на волны Залива, бьющиеся в край парапета.
Я и уехал в Питер. Сбежал, не желая видеть ее, дышать одним воздухом, и чтобы никогда не слышать ее имя. Янна…
Именно так, с двумя звонкими согласными посередке.
Наверное, потому бешусь, что впервые в жизни бросили меня? Но навряд ли. Пять лет прошло… Может, приворожил кто неумело? В который раз отвергаю эти дурацкие мысли. Зайдя в кухню, пью воду прямо из бутылки. И как на плаху иду в спальню. С ухмылкой смотрю на Инночку, растянувшуюся на моей кровати. Наверное, долго приноравливалась, занимая соблазнительную позу. Длинные ножки чуть разведены в сторону. А полы халатика чуть приоткрыты. Приманка для идиотов, конечно!
Плюхаюсь в постель. Закидываю руки за голову. Закрываю глаза. Инночка разочарованно тянется ко мне. Ластится, как несмышленая кошечка. Обнимаю ее на автомате. Только это не любовь и не страсть. Заученные движения, жесты, улыбки. Одна сплошная подделка. Суррогат семьи.
– Я тебя не приглашал, – сообщаю холодно. – Хочу поспать перед работой. Сегодня сложный день.
4
– А папа говорит… – щебечет Инночка, как обычно выдавая мне все тайны папы-начальника. Тем и хороша заинька. Папаша, биг-босс и основатель компании. любит пообсуждать дома рабочие вопросы. Но сегодня мне даже слушать ее не хочется. Во-первых, я все и так знаю. А во-вторых, пока в моей голове прочно обосновалась Яна, мне дела нет до других проблем. Выгоню из башки стерву, тогда…
– В другой раз, зай, правда. Давай поспим. Или мне потом весь день с головной болью маяться.
– Я тихонечко полежу рядом, Кит, – мурлычет Инночка, обнимая меня.
– Лежи, – позволяю великодушно. Чувствую, как женская головка с черной гривой укладывается мне на плечо. Как девичьи коленки елозят туда-сюда от моего живота до бедер. – Только постарайся не копошиться. А то отправлю в свою комнату.
Девчонка замирает, стараясь не побеспокоить меня. Вот на таких и нужно жениться. Послушных и предсказуемых! А не страдать дурью по совершенно случайной бабе.
Это я загнул, конечно! Никакая Яна не случайная. Подружка моей младшей сестры.
Прикрываю веки и снова оказываюсь в придорожном мотеле. Вспоминаю, как гнал туда на всех парах, несмотря на метель. А еще Янка сзади подначивала. Водила ладошками по моей башке и даже пыталась обнять с заднего сиденья.
– Никитос! – орала, заглушая музыку.
Помню, как, припарковавшись на безлюдной стоянке, распахнул Янкину дверцу и сразу же полез целоваться. А руки уже сминали ткань юбки. Тащили вверх подол.
– Не здесь, дурачок, – всхлипнула она, и мне ничего не оставалось, как схватить девчонку за руку и потащить в мотель. Снять первый попавшийся номер и, завалившись в него, прижать девчонку к стенке.
Пять лет прошло! Долбаных пять лет! Но я помню эту ночь, как будто вчера сдирал с Янки вещи. А она, не оставшись в долгу, нетерпеливо стаскивала с меня свитер, возилась с пряжкой ремня. Вот только утром мы поссорились…. Если б я мог переиграть ту сцену! Прилететь из дня сегодняшнего на машине времени в то декабрьское утро и отвесить самому себе хороший пендель. Что бы изменилось? Да ничего! Помирились бы. Я довез бы ее до дома. Клюнул бы в щеку и услышал признание о скором замужестве.
Перед самой свадьбой оторвалась по-крупному девочка! В последний раз сходила налево. Чувствую, как от злости сводит челюсти. И руки сами собой сжимаются в кулаки.
«Тебя использовали, придурок, вот ты и бесишься. Ждешь реванша. Накручиваешь себя. Все бесполезно. Яна – не Карлсон. Улетела, и не вернется. Богатый муж, сдувающий пылинки. Дети. Когда бываю в родном доме, слышу обрывки разговоров. И сам не знаю, почему меня ее благополучие бесит со страшной силой. Понимаю, если бы любил. Но я не способен. Видимо, «счастливая» жизнь родителей поставила жирный крест на слове «любовь». Нет такого чувства. Все обман для легковерных идиотов.