Называй меня Богом
Шрифт:
– Пройдемся? – предлагаю я, покинув то место, с которого обозревал горизонт.
Она кивает и направляется в сад, каким-то своим, женским чутьем безошибочно выбирая путь, по которому я еще недавно вел беззаботную юность Кары. Снова я поражаюсь изменениям, таким неизбежным и сильным, пришедшим с ней. И безумно радуюсь им, как ребенок, получивший так сильно желаемый подарок на День Рождения. Мирра приводит меня к ломким контурам бывшего бассейна и благоговейно застывает у воды.
– Мы знаем, что ты вернулся
Отрицательно качаю головой.
– Просто, смотри, - показываю вперед, на вертикально застывшие прозрачные фигуры, омываемые водой. – Думаешь, о таком удастся сказать просто словами?
Она смеется, но эти звуки не обидны для меня. Это лишь знак, что Мирра понимает. Сколько же мудрости в ней, этой женщине? Простая смертная, когда-то возвышенная мной, переселенная в этот мир, чтобы жить в достатке и неге.
– Это была Богиня, правда? – спрашивает она, и я киваю.
– Для всех нас, Мирра.
На мир Огня постепенно опускается вечер. Воздух становится все свежее, несмотря на постепенно распускающиеся Лемнискаты – диковинные цветы, раскрывающиеся лишь в темноте. Их запах, еще вчера сладкий и вязкий, своей легкостью и нежностью сегодня напоминает мне о Каре.
– И для тебя тоже, Господь? – лукаво улыбается моя собеседница.
– И для меня.
Истину всегда проще признать сразу, чем бороться с ней и непременно проиграть.
– Но разве она не Темная? – Мирра садится рядом, опутавшись тканью платья, как пушистым облачком.
Вечер полностью вступает в свои права мягкими темными шагами, окутывая все вокруг в неизменный бархат. Вокруг роятся насекомые. Днем они выглядят как цветастые бабочки, ночью – освещают своими крыльями пространство, приманиваемые запахом цветов. Оранжевые пятнышки света. То и дело вокруг вспыхивают маленькие и яркие огоньки – они будут гореть до середины ночи и, если никто не закроет их в специальной ловушке, погаснут к утру, чтобы завтра ночью возродиться вновь.
– А это имеет значение?
– приманиваю яркую ночную бабочку, подставляя ладонь. Она садится мне на палец и несмело перебирает ножками, освещая пространство вокруг.
– Нет, - женщина качает головой, сверкая ослепительной улыбкой. – Лишь говорит о том, что ты познал давно желанное. И я рада за тебя.
– А что же я хотел?
Ответ я знаю, но разве он был так очевиден? Или это просто Мирра знает меня так хорошо, что может сказать?
– Все хотят любви, Господь, - она вздыхает, откидываясь на землю. Такая хрупкая в своем тонком синем платье. – Преданной и мягкой, улыбчивой и жаркой, поглощающей и самозабвенной. Когда нас понимают и дорожат нами.
– Ты, кажется, говоришь, как Ладмира, - смеюсь я.
Моя сестра, Богиня Любви, прекрасная и светлая, как само сияние. Эгоистичная, смешливая и даже жестокая иногда. А что еще ожидать от воплощения любви?
– Секс без глубоких чувств - не более, чем механическое действо, Эйдан, - Мирра вдруг становится серьезной. – Ты сам познал правоту моих слов, или скажешь «нет»? Любви молится тот, кто любит, неважно кого, но искренне. Хотя, у Богов, верно, все иначе.
– Я молился не Ладмире, ты права, - теперь и я серьезен. – И пусть та, к кому обращена моя мольба, Темная, но лишь ей я хочу молиться впредь.
Я пропускаю момент, когда это начинается, но в саду уже поют ночные птицы. Их не слишком громкие трели разносятся вокруг, лаская слух. Накрываю бабочку, сидящую на мне, ладонью и просто думаю о том, как все поменялось. О себе. О Каре. О том, что она для меня значит.
– Света без Тьмы не бывает, - наконец пожимает плечами женщина возле меня. – Это написано в книгах пророчеств, и это истинно. Ребенок не рождается только плохим, или только хорошим. Мы все, ваши создания, заполнены и тем, и другим.
– Ведь мы творили вместе, - бабочка бьется в моих руках, но не от того, что хочет вырваться, - это естественно.
– У меня было пятеро детей когда-то, и все они были разными, - неожиданно признается Мирра, - хотя росли одинаково и имели одного отца.
– Я не знал, - хотя это утверждение не совсем верно. Не интересовался, так вернее. И теперь, наверное, жалею об этом.
– Ты забрал меня глубокой старухой, Господь. Дал новое тело и новую жизнь. Но я всегда помнила о них.
– Я никогда не хотел детей, - неожиданное признание в том, что все и так знают.
– Почему? – улыбается она.
– Не видел достойной матери, - это как прозрение.
– Но теперь все иначе… я не хочу делить её внимание даже с частичкой себя.
– Это пройдет. Когда жизнь бесконечна, как у тебя, то, так или иначе, приходишь к верному решению.
Бабочка перестает неистово биться в моих руках, превращаясь в нечто большее, хотя её маленькое сердечко трепещет.
– Что ты хотела попросить? – я легонько поглаживаю получившееся существо по хрупкой спинке, между сложенных сейчас крылышек.
– Хочу родить Максису ребенка, - тихо и просяще говорит она.
Раскрываю ладони, чтобы дать свободу маленькой птичке ярко-огненного цвета. Она с любопытством оглядывается вокруг и молниеносно взлетает вверх.
– Так вот к чему разговоры о детях, - смеюсь в ответ.
– Да. Именно, - улыбается женщина, - это часть моей любви, которую я хочу дать ему.
А какую часть готов подарить я?
– А он хочет тебя делить?
– Он любит меня.
Смеюсь. Я гораздо больший эгоист. Но подарю всё, что смогу, до капли.