Не беспокоить
Шрифт:
— Кто бы не имел? — бросает Пабло.
— За себя говори, — замечает Кловис.
— Поменьше слов, — приказывает Листер.
— Виктор Пассера не папочка, нет, — говорит Элоиз.
— Он вообще не по этому делу, — говорит Пабло.
— Ты, кстати, в курсе, — спрашивает Элинор племянника, — что две дамы ждут во дворе, в машине, которая доставила к нам гостя?
Листер кидает взгляд на окно, однако же идет к стенному шкафу. Осторожно, одну за другой вытаскивает бутылки-банки со всяческими заготовками: джин на тмине, ананас в анисовке, вишню в коньяке, джемы всех сортов; одни явно
— Мелочевка, — замечает он, — в сравнении с тем, что еще будет или уже было, — это смотря по тому, придерживаться ли философии временного или вечного. В сущности, они уже умерли, несмотря на тот банальный факт, что некоему событию этой ночи еще дано свершиться.
— Листер сегодня в ударе, — говорит Кловис. Он бросил свой контракт и присоединился к остальным. Меж тем Адриан вернулся и протягивает Листеру обыкновенную шариковую ручку.
Наверху хлопают ставни.
— Сегодня сильный ветер, — говорит Листер. — Боюсь, мы не услышим выстрелов.
Он берет ручку, помечает на конверте сумму, ставит дату. Затем широко распахивает сейф, аккуратно заполненный конвертами и ящичками — металлическими, кожаными. Помещает новый пакет среди прочих, запирает сейф, водружает на место полку и, с помощью Элинор и Элоиз, в прежнем порядке расставляет банки и бутылки. Спрыгивает со стула, передает стул Адриану, а сам идет к окну.
— Да, — он говорит, — две дамочки ждут-пождут в машине. Спокойной ночи, дамочки. Спокойной ночи, милые, милые дамочки.
— А чего они вбок свернули, ждали бы себе на въезде, а? — спрашивает Элоиз.
— Ответ таков: они свое место знают, — толкует Листер. — У них достало смелости проводить своего родственника по его делу, но в распоследнюю минутку им недостало вкуса, который только и мог бы его спасти. Приедет барон, их не увидит, не спросит. И так же точно баронесса. И толку никакого от всех от их мильонов.
— Да на одно на то, что тут напихано, — Элоиз не может отвести глаз от запертого стенного шкафа, скрывающего сейф с сокровищами, — мы бы запросто отель «Монтрё Палас» купили.
— На кой он нужен, твой «Монтрё Палас»? — говорит Адриан.
— Губа не дура. — Пабло, мальчик на побегушках, охлопывает ее живот.
— Ой, как брыкается, — вздыхает Элоиз.
— Как странно, — говорит Листер, — тяга к смерти жажде жизни сродна! Как непреложно обуянность жизнью толкает на самоубийство! Поистине, уж лучше быть полубесчувственным и полусонным. Блаженнейшее состояние.
— Клопштоки были обуяны сексом, что она, что он, — подтверждает Элинор. Она накрывает длинный стол в людской.
— О сексе мы молчим, — говорит
— Они умирают от насилия, — говорит Кловис; он перенес на буфетную стойку свой контракт и документы, которые столь неотрывно изучал последние три четверти часа. Теперь он сидит ко всем спиной, поглядывая через плечо. — Точней сказать, от насилия они вот-вот умрут.
— Кловис, — просит Элинор, — может, вы бы в духовку глянули, а?
— А мой помощник где? — ворчит Кловис.
— Адриан пошел в сторожку, — объясняет Элинор, — занять парочку яиц. Он, на чердаке, еще не ужинал.
— Во всем доме яиц не оказалось? — ворчит Кловис.
— Сегодня пришлось обделывать бездну разных дел, — говорит Элинор, расставляя вдоль стола крошечные серебряные солонки, тщательно на глаз отмеряя расстояние. — До покупок руки не дошли.
— Все развалилось, все пришло в упадок, — говорит Листер, — когда пришла пора. Прежде дом был налажен, как Солнечная система.
— Сами себе обед поганый стряпайте. — И Кловис снова утыкается носом в свой контракт.
— А вы-то чего ж, не будете? — оживляется Элоиз. — Тогда я вашу долю скушаю. Я лопаю за двоих.
Кловис стучит кулаком, бросает перо, идет через всю кухню к белой сложно-затейливой плите, изучает регулятор температуры, поворачивает диск, открывает дверцу духовки и, заглянув вовнутрь, щелкает пальцами свободной руки. Элоиз, подбежав, вкладывает в эту руку тряпку и половник. Вооружась тряпкой, Кловис слегка выдвигает кастрюлю. Поддевает крышку черенком половника, заглядывает, внюхивается, снова прикрывает крышку, заталкивает кастрюлю обратно и прикрывает дверцу. Снова вертит диск регулятора. Потом черенком половника поддевает крышки двух бурлящих на плите горшков. В каждый заглядывает, снова прикрывает.
— Кастрюля пятнадцать минут еще потомится. Через семь минут сдвинете горшки. Сядем в полвосьмого, если повезет и те не вздумают до своей смерти отобедать.
— Не станут они питаться, — говорит Листер. — Мы мирно-спокойно пообедаем, покуда они будут делать свое дело.
Откуда-то издалека, из-под самой крыши, слышен вой и грохот.
— Я бы лично выпил водки с тоником. — Кловис через всю громадную кухню идет к своим бумагам, оставленным на стойке.
— Прелестно. — Листер всех обводит взглядом. — Что кому еще угодно заказать?
— Я ничего не буду. Я обойдусь морковным соком. Шерри мне сегодня в горло не полезет, даже подумать тошно, — говорит Элинор.
— Нервы-нервы, — вздыхает Листер и направляется уже прочь из кухни, но тут звонит внутренний телефон.
— Листер слушает. — Он недолго слушает, пока телефон трещит и крякает на всю комнату. — Очень хорошо, — говорит он в трубку, прежде чем ее повесить. — Барон, — он говорит, — прибыл.
Пока швейцар закрывает за ней ворота, большая машина барона отъезжает от сторожки. И, слегка вильнув, пропускает идущего по въезду Адриана.