ne_bud_duroi.ru
Шрифт:
Разбитый «Москвич» того почтенного возраста, в котором отечественные машины уже не живут (на нем еще Димку везли в первый класс), с трудом притормаживал на скользком асфальте, грозя очередной раз застрять посреди дороги. Датчик топлива угрожающе горел и до моего отъезда в командировку, но времени заехать на заправку так и не нашлось. Колодки ни к черту! Давно менять пора!
Дождь зарядил нешуточный. Скрипящие дворники почти не справлялись с потоком воды, лишь изредка давая возможность относительного обзора. Но, старательнее обычного вглядываясь в лобовое стекло на светофорах, я вдруг замечала странные сюжеты и декорации мокнущего города. Перебегающий дорогу человек в дорогой куртке, поскользнувшись, ударился о крыло и чуть не влетел под мои колеса — машину даже тряхануло. Хорошо, что «Москвич» прочно стоял в пробке. При движении я наверняка покалечила бы беднягу.
Мужчина встал, отряхивая от мокрой грязи дорогие брюки и что-то бормоча, побрел в сторону, противоположную той, куда только что бежал. Скрылся он в подъезде с вывеской брачного агентства «Синяя Борода». Может, на рандеву спешил, а грязный идти не хочет.
Ну и названьице для брачного агентства — «Синяя Борода»! Кто из нас чего-то не понимает? Я им плачу деньги, они мне находят мужа, который меня же и душит?! Интересно, сколько у них в месяц получает главный пиарщик? Или ему конкуренты приплачивают? За дискредитацию родной конторы. Может, предложить ему поставить дело на поток. Торговать брендами — охранное агентство «Чикатило и Ко», страховая компания Юрия Деточкина, институт благородных девиц имени Моники Левински… Чего дудишь, думаешь, раз «Гелентваген», да еще с крутым номером сплошь с бубликами букв «о» и палками единиц, тебе через меня ехать можно?! Сама вижу, что уже зеленый, еду я, еду. У меня ж не джипешник! Чтобы выжать сцепление на моем танке и попасть в первую, а не в третью скорость, усилия нужны. А сил после стольких бессонных ночей у меня не много. Больше помутнения рассудка.
Свернув с Маросейки, во дворе с трудом втиснула свой ржавый лимузин между двумя «Мерсами», явно относящимися к соседнему подъезду, три года назад на корню закупленному неким банком. Въехавший следом джип не знал, где приткнуться. Не успел, дарагой, парасти! Такова она, селяви. «Москвич», он тоже хочет парковаться! А ты в переулочке местечко поищи, хотя хрен найдешь.
«Гелентваген» уезжать из двора не спешил, словно надеялся, что кто-то освободит место. «Ну жди, жди!» — мысленно разрешила я и, зевая, потащила привычно отрывающий плечи кофр на последний этаж. В нашем некорпоративном подъезде лифт снова чинили.
До того, как все началось, оставалось час двадцать.
— Голубушка, Женечка, у вас потолок случаем не протек? — окликнула выглянувшая из квартиры слева соседка.
Соседка была из тех считанных экземпляров московских старушек, что дома ходят в юбке и блузке с камеей и каждый день носят антикварный черепаховый гребень, который год от года все хуже держится в редеющих волосах. Сколько лет моей соседке, в нашем подъезде не ведал никто. Еще во время нашего с Димкой вселения она показалась мне древней, хоть и колоритной старухой. За десять лет соседка ничуть не изменилась. Наверное, все ее возрастные лимиты были исчерпаны, и дальше меняться стало некуда.
— Не знаю, Лидия Ивановна, дома почти не бываю. А Димка и потоп может не заметить… Сейчас посмотрю.
Распахнув дверь и сбросив свою вечную фотоношу на ее законное место — старый сундук в прихожей, — кликнула сына.
— Джой, у нас потолок не тек? Джо-о-ой! Дрыхнешь? Дернув дверь в комнату сына, заметила, что под его
одеялом кто-то есть. Ночью я на это не обратила внимания. Когда я приехала, Димка сидел за компьютером. Неужто, отправив барышню в постель, продолжил работу? Высокие отношения!
Дверь в комнату сына пришлось целомудренно прикрыть и кричать уже издали:
— Лидия Ивановна спрашивает, во время дождя потолок не протекал?
— Был дождь?
— Ливень! А гражданам интернета — что зима, что лето…
Бросив взгляд на пошедшие трещинами, ни разу не ремонтированные, но сухие потолки, пошла обратно на площадку.
— Нет, Лидия Ивановна, похоже, у нас не протекло.
— Над вами крыша, наверное, хорошая. У покойника Григория Александровича, царство ему небесное, тоже всегда сухо было. И у Татьяны Николаевны с Павлом Никитичем. А надо мной — что за беда такая! Как дождь, все сразу набухает. И Викочка, голубушка, мучилась, дышать не могла.
И Лидия Ивановна привычно запричитала об умершей подруге, с которой они прожили много лет. Но слушать про покойницу Викочку и про набухание соседских потолков не было сил. Хотелось только спать… Спать… Согреться в ванной и спать.
— Не слышишь, что ли, Жэ Жэ, тебя.
Входная дверь чпокнула, видно, ночная гостья сына исчезла столь же незаметно, как и появилась, а снявший трубку Димка тем временем звал меня к телефону. Завернувшись в полотенце, выскочила из ванной, прошлепала на кухню и мокрой рукой взяла трубку.
— Але!
— Не будь дурой…
— Вы, наверное, не туда попали, — зашипела я от злости, что зря выдернули из ванной. Приходится мерзнуть, на полу растекается лужа, и все ни за что.
— Туда мы попали! Постарайся все понять! И не будь дурой…
Связь отключилась. Пошли гудки.
Собственно, началось все в этот момент, только тогда я этого еще не знала. До осознанного начала оставалась пятьдесят одна минута.
— Маразм крепчал!
Сигарета от мокрой руки разбухла и не хотела прикуриваться.
— У тебя кто-то был или мне показалось? — как бы вскользь поинтересовалась у наливающего себе кофе сына.
— А что наша жизнь — как не реальность, данная нам в ощущениях! — сонно изрек Джой.
— Философ доморощенный!
— Да ладно тебе, ЖЖ.
На цыпочках пошлепала обратно в ванную, добавила горячей воды, но согреться не могла. В животе сидело мерзкое ощущение — помесь озноба с отвращением. Забравшись на свой допотопный диван размером со стартовую площадку небольшого корабля и поленцами кожаных валиков вместо двигателей, завернулась в комочек и укрылась с головой — только нос наружу. Сейчас засну, и это не отпускающее ощущение бреда уйдет. Сейчас засну… Сейчас…
Прозвища ЖЖ, как и Джой, или Джойстик, прижились у обоих от инициалов. Я — Женя Жукова. Сын — Дима Жуков, в детстве до одурения заигрывавшийся в телевизионную приставку, последний подарок отца перед отъездом в Штаты. Девятилетний в ту пору Димка засыпал с джойстиком в руках, за что и был так прозван.
Со временем длинное прозвище сократилось до краткого Джой. Ибо постыдно было бы нынче публично звать Джойстиком двадцатилетнего дядьку, носящего то дреды разного цвета, то юбку поверх штанов (только бы бабушка с дедом не увидели, я-то как-нибудь переживу!), живущего преимущественно в сети и лишь изредка отвлекающегося на невиртуальный мир. И сын стыдился бы такого обращения не меньше, чем сидевший со мной за одной партой в первом классе Лешка Оленев стыдился своей пышной чадолюбивой мамаши, когда та при всех называла его Олененком. Что, впрочем, не помешало Лешке ныне стать олигархом…